— Упрямый идиот! — гневно посмотрел на него Нисандер. — Ты мог бы и выполнить мой приказ. Мог бы прислушаться к предостережению! Расскажи мне все остальное. Что сказала Орфирия?

— Она ничего не могла разобрать, поэтому послала меня к оракулу. Тот во время ритуала выбрал рисунок. Он говорил о пожирателе мертвецов.

Нисандер внезапно схватил Серегила за руку и заставил его опуститься перед собой на колени. Пристально глядя ему в глаза, он спросил:

— Он именно это тебе сказал? Что еще? Ты помнишь его слова точно?

— Он сказал «смерть» и повторил это несколько раз. Потом: «Смерть и жизнь в смерти. Пожирающий мертвых рождает чудовищ. Береги Хранителя! Береги Воина и Копье».

— Это были его точные слова? — воскликнул Нисандер, до боли в своем возбуждении сжимая руки Серегила. Гнев его улетучился, его сменило что-то похожее на надежду.

— Ручаюсь своей жизнью.

— Он объяснил, что хотел этим сказать? Кто такой Хранитель? Воин? Копье?

— Нет, но я помню, что тогда подумал: он говорит о конкретных людях, особенно о Хранителе.

Отпустив Серегила, Нисандер хрипло рассмеялся:

— Уж это несомненно. Еще что-нибудь он говорил? Подумай хорошенько, Серегил. не пропускай ничего. Серегил сосредоточился, потирая затекшие руки.

— Когда он начал пророчествовать, он взял струну арфы и стал напевать песенку, которую я сочинил еще ребенком. Струну он оставил себе. Потом там был еще кусочек воска, которым Алек натирает тетиву лука. Оракул сказал, что Алек — дитя земли и света, а теперь — мое дитя. Он сказал, что я ему отец, брат, друг и возлюбленный.

Серегил умолк, но волшебник знаком предложил ему продолжать.

— После этого он говорил о пожирателе мертвых, а под конец посмотрел мне в глаза и сказал: «Слушайся Нисандера. Сожги это и больше никогда так не делай».

— Надо сказать, дельный совет. Ты к нему прислушался?

—Да.

— Что удивительно, — проворчал Нисандер. — Но ты с кем-нибудь об этом еще говорил? С Алеком? С Микамом? Ты должен сказать мне правду, Серегил.

— Никому. Я никому ничего не говорил. Если хочешь, я поклянусь в этом.

— Нет, милый мальчик, я тебе верю. — Румянец вернулся на щеки старого мага. — Серегил, умоляю тебя, пойми, это не игра. Ты и представить себе не можешь, на краю какой пропасти ты танцуешь, а я все еще ничего не могу тебе объяснить… Нет, не перебивай! Я не жду от тебя клятв, но хочу, чтобы ты дал мне честное слово — ради любви ко мне, если уж на то пошло, — что ты будешь терпелив и позволишь мне делать все так, как я должен делать. Клянусь тебе клятвой волшебника — своими руками, сердцем, голосом, — теперь я уверен, что однажды смогу все тебе рассказать. Достаточно тебе этой моей клятвы, сможешь ли ты теперь быть более терпеливым?

— Да. — Серегил стиснул холодные руки волшебника. — Обещаю ради моей любви к тебе. А теперь сделай эту проклятую штуку невидимой!

— Спасибо, мой нетерпеливый друг. — Нисандер на секунду крепко его обнял, потом коснулся рукой шрама на груди. Тот словно растаял под его пальцами.

— Ты должен сразу же сообщить мне, если он снова появится, — предостерег Нисандер Серегила. — А теперь лучше займись делами.

— Другие будут удивляться, чем мы с тобой так долго заняты.

— Ты иди. Я еще немножко посижу здесь. Ты меня потряс, должен сказать.

— Что ж, когда-нибудь это станет мне понятно, — усмехнулся Серегил, хотя он сам тоже еще чувствовал себя не очень уверенно. — Пожалуй, мы первым делом осмотрим склепы. Вернемся мы к утру, но вряд ли кто из нас захочет завтракать.

— Конечно… Серегил!

— Да?

— Будь осторожен, мой мальчик, и присматривай за Алеком. Сейчас еще больше, чем обычно, я полагаюсь на твою природную осторожность.

— Я всегда осмотрителен, но спасибо за предостережение. — Серегил помолчал, уже положив руку на щеколду двери. — Хранитель — это ведь ты, верно? Что бы это ни значило — я ни о чем тебя не спрашиваю, — оракул ведь именно это имел в виду?

К его огромному удивлению, Нисандер кивнул:

— Да, Хранитель — это я.

— Спасибо. — Бросив на волшебника задумчивый взгляд, Серегил вышел, не догадываясь, что был момент, когда его ближайший друг чуть не стал, выполняя свой долг, его палачом.

Глава 33 у мусорщиков

— Они должны… Их должны были давно сжечь! — задыхаясь, выдавил из себя юноша.

— Мусорщики обязаны хранить тела несколько дней, на случай, если их востребуют, — объяснил Серегил. — Те, которые были найдены на свалках и в выгребных ямах, пахнут, конечно, ужасно. Пожалуй, лучше ты присмотри за лошадьми.

Испытывая и стыд, и облегчение, Алек в открытую дверь наблюдал, как Серегил принялся за свою неприятную работу. Они с Микамом ходили вдоль рядов, всматриваясь в почерневшие лица и исследуя одежду, пока не убедились, что ни одного из троих исчезнувших среди мертвецов нет. Потом смотритель принес тазик с уксусом, Серегил и Микам вымыли в нем руки, после чего присоединились к Алеку.

— Похоже, придется продолжить охоту в другом месте, — мрачно заметил Микам.

Второй склеп находился неподалеку от Морского рынка. Пока они туда ехали, Алек молчал, рассеянно прислушиваясь к ровному стуку копыт Заплатки. К тому времени, когда они добрались до места, он принял решение. Он спешился, как и остальные, и вместе с ними вошел внутрь; никто ему ничего не сказал.

— Подожди-ка. — Серегил заглянул в низкую боковую дверь и вернулся с намоченной уксусом тряпкой. — Это помогает. — Он показал Алеку, как обвязать тряпкой рот и нос.

Прижимая повязку к лицу, Алек решительно приблизился к дюжине мертвецов, разложенных для опознания. Воздух в помещении был влажный и словно липкий, по стокам, вырубленным в камне пола, текла какая-то вонючая жидкость.

— Вот знакомое лицо, — сообщил Микам с другого конца склепа. — Не из тех, правда, кого мы ищем.

Серегил подошел к нему:

— Экрид, нищий. Старый бедолага, ему, должно быть, было за девяносто. Его дочь побирается обычно на площади Тибурна. Надо сообщить ей.

Здесь, как и в первом склепе, они не обнаружили ни Теукроса, ни слуг. С облегчением выйдя на свежий ночной воздух, Серегил со своими спутниками поскакал по гулким улицам к гавани — мимо верфей и лачуг, лепившихся к восточному берегу бухты.

Серегил показывал дорогу сквозь трущобы; он остановил коня перед полуразвалившимся складским зданием, которое и служило самым большим моргом города. Вонь обрушилась на них еще до того, как они открыли дверь.

— О пламя Сакора! — прохрипел Микам, прижимая к носу смоченную в уксусе тряпку.

Алек поспешно сделал то же самое. Все виденное сегодня ночью не шло ни в какое сравнение с этим местом; даже Серегила, казалось, вот-вот вырвет.