Лошадь шла неходко, поэтому до лагеря лесорубов добирались почти два часа, причём чуть ли не час ушёл, чтобы пролезть пару миль по разъезженному и сырому просёлку. Каладиус хмурился – у него были серьёзные сомнения по поводу того, получится ли провести тут рыдван, однако в конце концов он успокоил себя, что четыре ухоженных тяжеловоза всяко справятся с той задачей, которая оказалась по силам заморённой колонской кляче.

Едва свернув на просёлок, маг и Бин освободили гробовых узников, и вовремя: по таким ухабам люди внутри тесных деревянных ящиков получили бы немало шишек и синяков. В конце концов, чтобы облегчить труд лошадки, один из гробов был вовсе сброшен в кусты у обочины. Сбросить второй не представлялось возможным, ибо там находились ценные бумаги.

Наконец добрались до лагеря. Стонущие пассажиры, морщась и держась за пятые точки, кое-как слезли с телеги. Лагерь представлял собой с пяток избушек, скорее даже полуземлянок, однако там оказалось тепло и, главное, сухо. Вскоре в небольшой железной печке гудело пламя, и путешественники с наслаждением протягивали руки к жару.

Пообедать пришлось весьма скудно, так что кислое выражение не покидала лица Каладиуса, когда он жевал жёсткие полоски сушёного мяса. Приправой к этому мясу было лишь предвкушение того, что, когда появится Пашшан, ему будет, чем порадовать своего господина. Остальные, естественно, были менее привередливы, хотя последний месяц и приучил их к вкусной изысканной еде сперва во дворце Каладиуса, а затем – в его лоннэйском особняке.

Остаток дня друзья провели в блаженном ничегонеделанье, ожидая приезда остальных. И только уже ближе к вечеру, когда солнце уже совершило большую часть своего дневного круга, со стороны дороги послышались жалостливые скрипы приближающегося рыдвана. Несчастное произведение каретного искусства словно стонало, пробираясь по узкому ухабистому просёлку. Все поспешили наружу, благо, дождь на время прекратился.

Вскоре показались забрызганные грязью лошади, на двух из которых восседали Кол и Варан, а остальных они держали на поводу. Следом за ними медленно продвигался рыдван, на козлах которого сидел невозмутимый Пашшан.

– Ну и забрались же вы! – воскликнул Кол, подъезжая и спешиваясь. – Старый мошенник Бабуш! Эх, будь моя воля, я бы заставил его лично прокатиться по этой милой дорожке!

– Чего ворчишь? – рассмеялась Мэйлинн. – Тебе хотя бы не пришлось ехать заколоченным в гробу!

– И на том спасибо! – засмеялся в ответ Кол.

– Рад видеть вас в добром здравии, друзья! – соскакивая с коня, воскликнул Варан.

– Мы тоже по тебе соскучились! – обнимая бывшего мастера, проговорила Мэйлинн.

– Скучновато, поди, пришлось жить с моим Пашшаном? – усмехаясь, спросил Каладиус, пожимая Варану руку.

– Моим лучшим другом в последние годы был немой, мессир, – улыбнулся в ответ Варан. – Я люблю молчунов. А Пашшан, кроме того, научил меня немного изъясняться на баининском. Так что скучать нам точно не пришлось!

– Не говоря уж о том, что он каждый день баловал вас своей стряпней!

– И это тоже! – Варан похлопал себя по плоскому животу. – Мне кажется, я страшно разжирел за это время!

– Ты на себя клевещешь! – рассмеялся Кол, живот которого не мог похвастаться столь же строгими формами.

– Что же касается меня, то я не страдаю столь чёрной неблагодарностью, как наш друг, поэтому, дорогой Пашшан, – обратился Каладиус к подъехавшему как раз баинину. – Давай-ка, принимайся за стряпню. А то я сегодня был вынужден жевать нечто, больше похожее на подошвы моих сапог.

Баинин молча кивнул и, спрыгнув с козел, стал вынимать из багажного отсека рыдвана нужные продукты.

– Не будем мешать Пашшану колдовать над нашим ужином, пойдёмте пока в дом! – предложил Каладиус, беря под руку Варана. – Сегодня переночуем тут, а завтра с утра отправимся в путь.

Путешественники добрались до того самого места, где сходились «этот» и «другой» Пунт. Вокруг было широкое поле, уже сжатое и убранное трудолюбивыми колонами. Но теперь это поле, словно рубцами, было обезображено рвами, выгребными ямами и канавами для нечистот. В общем, типичная картина для места длительной стоянки военного лагеря. Земля была испятнана кострищами, истыкана заострёнными кольями, истоптана сотнями пар кованых сапог. Солдаты снялись с места так же стихийно, как и появились, оставив хлопоты по приведению поля в порядок местным жителям.

Демаркационная линия представляла собой неглубокий ров, глубиной примерно в две трети человеческого роста и шириной в два роста. Казалось бы, и по одну и по другую сторону этого рва одно и то же серое дождливое небо, одна и та же жухлая трава, одна и та же страна, в конце-то концов. Но на деле всё обстояло совсем иначе. За спиной путешественников лежала земля, истощённая ужасом смерти, этой самой смертью изглоданная почти до костей. Земля пустых деревень, земля погребальных костров, которые почти не горели, а лишь чадили, поскольку количество мёртвых тел в них значительно превышало количество топлива.

Впереди ждала совсем другая земля. Земля, в которой колоны наконец-то наслаждались завершением полевых работ, где у добрых хозяев уже вовсю бродило вино нового урожая. Земля, где с ужасом ожидали, что холод вскоре вновь погонит полчища мышей из полей прямиком в амбары. Даже это поле, истерзанное солдатней, на самом деле выглядело более счастливым, чем многие поля, которые встречались путешественникам ранее, поскольку это поле было убрано. Нет тоскливей картины, чем поваленные, подгнивающие стебли с чернеющими колосьями на них. Жутка была участь людей, что не собрали урожай, который растили до этого с такой любовью и трудолюбием.

Именно на такой философский лад настраивала картина, представшая перед шестью мужчинами и одной девушкой, оказавшимися в эту позднюю осеннюю пору на найрском тракте.

– Ну что ж, дамы и господа, – провозгласил Каладиус – Добро пожаловать в нормальную жизнь. За этим полем – прежний Пунт, нетоптаный дорийцами и неиспятнанный синивицей.

К этому моменту рыдван находился в дороге уже почти два дня. Истекали последние дни месяца дождей, а чем севернее забирали путешественники, тем явственней становилось дыхание поздней осени. Ночами было очень холодно, да и днём было холодно и сыро. Утром и к вечеру изо рта уже клубился белый парок.

Прошлую ночь переночевали в полузапустелом селении. Большинство жителей её не были убиты синивицей, в эту деревню она и вовсе не забралась. Но на волне общей паники часть колонов просто ушла на север от греха подальше. Оставшиеся жители говорили, что остальные вот-вот вернутся. Тем не менее, многие хаты были пусты или полупусты, так что с ночлегом проблем не возникло, тем более, что наши друзья весьма щедро расплатились за постой.

К исходу нынешнего дня, давно проехав границу карантина, кавалькада въехала в большое селение, дворов на сто пятьдесят. Естественно, сыскался там весьма приличный постоялый двор, где охотно приняли столь важных и богатых путешественников. Друзья сняли сразу четыре комнаты – три комнаты на двоих и одну – для Мэйлинн. Варан тут же вызвался в пару к Пашшану – после недели, проведённой вместе, мастер Теней, очевидно, проникся большой симпатией к молчаливому баинину, видимо, тот напоминал ему о другом молчуне. Кол и Бин, конечно же, решили ночевать вместе. Ну а Каладиус и Палаш, давно проникшиеся друг к другу уважением и симпатией, получили третью комнату.