— Биржи обвалились.

— Да и черт с ними! Вырастут!

— Господа, предлагаю запустить в сеть наше второе заявление. Нельзя гробить экономику.

— Согласен, — улыбнулся Джезе, поднимаясь на ноги. — А теперь прошу меня извинить, я ненадолго отлучусь.

Папа отключил камеру и оглядел находящихся в кабинете людей: президент Бразилии, пара высших армейских чинов и четверо помощников. Они, в свою очередь, удивленно смотрели на вождя.

«Настало время для небольшого чуда, ребята. Уверен, оно прибавит мне авторитета в ваш ix глазах».

— Мне только что было виденье, — громко произнес Джезе. — Духи Лоа требуют, чтобы все мы спустились в убежище.

Спорить с настоятелем храма Иисуса Лоа никто не собирался, однако президент, не сдержавшись, переспросил:

— В убежище?

— Под дворцом есть бункер?

— Да…

— В нем есть необходимая аппаратура?

— Разумеется…

— Дальнейшие переговоры я буду вести оттуда. И… — Поднявшийся на ноги Папа покачнулся, прижал ко лбу ладонь и закрыл глаза. Кто-то из помощников тихонько ойкнул. Вьющиеся вокруг духи презрительно скривились на этот цирк, но промолчали. — Немедленно объявите в городе тревогу. Эвакуируйте людей из высотных зданий… И… — Джезе открыл глаза и обвел ошарашенных людей тяжелым взглядом. — И да хранят нас духи Лоа.

— Чайка, ты опять не сдох?

Ганза наконец-то слышит Саймона. Резко оборачивается и ошеломленно ругается.

Где безы, которые должны стоять у дверей? Где охрана? Где, мать их, профессионалы? «Балалайка» Ганзы полностью занята работой со Станцией, лишних мощностей нет, поэтому он тянется к тревожной кнопке, а заодно лихорадочно вспоминает, есть ли среди сваленного в ящиках стола барахла пистолет. Ганза почти в шоке, однако слегка расслабляется, слыша спокойный голос напарника:

— Это наш.

— Наш?

— Мой старый приятель. — Чайка не отрываясь смотрит на Саймона, пытаясь нащупать то настоящее, что невозможно скрыть и сотней пластических операций. Лицо можно перекроить так, что и родная мать не узнает, Илья и сам уже забыл, как выглядел десять лет назад, однако все великие ломщики, которым постоянно приходилось менять имена и внешность, не трогали глаза. Сохраняя частичку себя настоящего, себя первого, себя того, что был когда-то задуман. — Десять Моисеев?

— Я верил, что ты меня узнаешь.

— Рожу тебе перекроили классно.

— Тебе тоже. — Хост закрывает за собой дверь.

— Ты один?

— Да.

— Как добрался?

— Тебя с подружкой засекли. Правда, случайно.

Чайка слегка расслабляется.

— С тобой кто-нибудь был?

— Его сейчас безы кромсают.

— Тогда все в порядке.

— Хочешь сказать, что ему можно доверять? — угрюмо спрашивает Ганза. — Надо сдать его охране. Попросим, чтобы не убивали, и все дела. — И косится на пришельца: — Ничего личного, просто у нас важное дело.

— Почему бы ему не остаться? — усмехается Илья, переводя взгляд на лохматого гения. — В конце концов, он пришел сюда за тем же, за чем и мы.

— Ломаем Станцию? — весело уточняет Саймон.

— Ага.

— В таком случае я не уйду.

Ганза пожимает плечами, однако поступивший с компьютера сигнал заставляет его вернуться к работе.

— Решай сам.

Ганза вдруг понимает, что сейчас он должен довериться напарнику.

А Чайка уже все решил. Точнее — они решили. Хост подкатывает стул и устраивается рядом с Ильей.

— Увидев меня, ты не удивился, — замечает Чайка.

— Ты уникально умен, мой друг, — я знал, что ты жив, с тех самых пор, как прочитал π-вирус. — Хост быстро просматривает установленные соединения, не находит самого интересного и спрашивает: — А как будем сливать инфу?

— Мы ломаем Станцию в буквальном смысле слова, — рассеянно отзывается Чайка. — Устраиваем аварию.

— Зачем?

— Чтобы остановить творящееся на поверхности дерьмо. — И вытаскивает из ящика стола коробочку, в которой спрятано не меньше десяти доз «синдина». — Смотри, чтобы я не натворил глупостей, ладно? Ганза занят, так что ты будешь меня страховать.

— ОК.

Когда точно знаешь, что живым тебя брать не собираются, бегство молниеносно превращается в увлекательную, но совсем не веселую игру «чет-нечет» по самой высокой ставке. Проигрыш означает пулю в спину, а выигрыш — всего лишь переход на следующий уровень. Впрочем, Дрогас, несмотря на то что всегда предпочитал роль охотника, а не жертвы, не унывал. В конце концов, главное — сохранять хладнокровие, а все остальное приложится.

Рывок до развилки, резкий поворот, еще один рывок, чуть длиннее, а потому на последних метрах — ожидание автоматной очереди. И пули, что зацокали по стенам, воспринимаются почти с удовлетворением: не ошибся! Но ведь не опоздал! Ушел с линии огня буквально за секунду… А в голове уже просчитываются условия задачи: длина коридора, скорость безов, время, за которое они достигнут поворота. Ноги несут Стефана вперед, а левая рука срывает с пояса гранату. Два нажатия вслепую, запал выставлен на нужное время, и граната катится навстречу преследователям. А Дрогас бежит, бежит быстро и слышит смешанный с воплями взрыв.

— Он почти на Станции!

— Его встретят?

— Должны…

Кем бы ни был удирающий от них парень, он профессионал высочайшего класса. Одной брошенной практически наугад гранатой он умудряется избавиться от четырех безов. Двое убитых, двое раненых. Эмира перепрыгивает через тела и бежит дальше, один из телохранителей Ганзы следует за ней, второй остается помогать раненым.

— Куда он выйдет?

— К нулевой линии!

— А дальше?

— Зависит от того, умеет ли он вскрывать электронные замки…

Обычный! Дрогас яростно ругается и долбит проклятую дверь ногой. Обычный, мать его, замок! Закрылись изнутри и откроют только своим. А искать другую дорогу поздно, охотники уже свернули в это ответвление.

Придется их убить…

Стефан падает на землю, занимает идеальное, хоть сейчас на учебный плакат, положение и открывает огонь, едва разглядев преследователей.

Хорош парень, чертовски хорош!

До залегшего противника не меньше пятидесяти шагов, в коридоре темно, а первая же пуля, мать ее, влетает в голову беза.