Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Куджо заранее заготовил два десятка лубков из коры тюльпанного дерева. Нарезав камышу, мы направились в кленовую рощу. В каждом дереве мы пробуравили по три отверстия, воткнули в них камышинки и подставили под низ лубки.
В скором времени на конце камышовых тросточек показались первые капли прозрачной жидкости. Потом она потекла быстрее и, наконец, полной струей. На вкус она была превосходна. Дети с жадностью пили сок, а Мария и Луиза никак не могли от него оторваться.
Мы принесли с собой большой котел. Разложив костер и установив треножник, мы подвесили его на крюк. Через час полный до краев котел весело кипел на огне.
На каждого из нас была возложена какая-нибудь обязанность.
Куджо ходил с ведром от дерева к дереву, сливая в ведро накопившийся сок. Мария и я поддерживали огонь и снимали пену с кипящего кленового сока, как это делают при варке варенья. Когда сок достаточно сгустился, мы разлили его в глиняные горшочки, чтобы он остыл и выкристаллизировался. Сахар затвердел и приобрел коричневатый оттенок.
Осевшие на дне незатвердевшие остатки мы слили в кастрюлю: то была патока. Она превосходила качеством остатки после тростникового сахароварения.
Франк и Генри тоже были заняты делом: с карабинами в руках они охраняли лубки. Это было крайне необходимо, так как и домашние, и дикие животные падки на сахар; какой-нибудь лохматый незваный гость мог вылакать наше сокровище.
Сок струился несколько дней подряд, и мы трудились не покладая рук. Будь на дворе весна, мы растянули бы работу на несколько недель, так как в это время года сок течет около полутора месяцев. Но осенью нельзя терять времени.
Домой мы заглядывали, только когда являлась надобность в каких-нибудь вещах. Мы раскинули шатер, употребив на него парусину, снятую со старого фургона, и ночевали всей семьей на лужайке.
Рощу мы прозвали Сахарным лагерем. Деятельная лагерная жизнь пришлась нам по вкусу. Мы не заметили, как прошла целая неделя. Нам нравилось проводить дни в лесу, среди огромных деревьев, сплетавшихся кронами над нашими головами. Засыпали мы здоровым сном, убаюканные пением птиц.
Однако лесная музыка не всегда бывала безобидной! Однажды нас напугали вой стаи волков, душераздирающий крик филина и жуткие вопли кугуара. В ту ночь мы не сомкнули глаз и до рассвета жгли костер, чтобы отогнать хищников.
Наконец работа была закончена. Сок струился все медленнее, и вскоре сахарный источник иссяк. Тогда мы вернулись домой с богатой добычей: мы собрали сто литров чистого сахара.
26. Кофе и хлеб
Однажды вечером, когда все мы сидели за столом, собираясь ужинать, жена моя заявила, что сегодня заварена последняя щепотка кофе.
Известие это нас огорчило. Среди скромных запасов, которые мы захватили с собой, выезжая из Сент-Луиса, кофе стоял на самом почетном месте.
– Делать нечего, – ответил я с невольным вздохом. – Научимся обходиться без кофе. Будем есть побольше похлебки. Жаловаться не на что. Сколько народу позавидовало бы нам, узнав, как мы живем!.. Какое великолепие, природа!..
– Отец, – перебил меня Генри, презиравший чувствительные излияния. – В Вирджинии наши негры варили кофе из поджаренных кукурузных зерен. Уверю вас, что это недурной напиток. Я не раз пробовал его. Не правда ли, Куджо, маисовый кофе очень вкусен?
– Да, мистер Генри, мои родичи пьют отличный, настоящий кофе.
– Видите, Куджо подтверждает мои слова.
– Что же ты предлагаешь, Генри?
– Употреблять маисовый кофе вместо настоящего.
– Ах ты, глупыш!.. Забыл, что у нас есть более насущные потребности, чем кофе. Будь у нас маис, мы пекли бы из него лепешки. К несчастью, на сто километров вокруг не найти ни одного зерна… Не о кофе думай, а о хлебе!
– Что вы! Я вам покажу кукурузу совсем недалеко от нашего дома.
– Ошибаешься. Верно, ты принял за маис какое-нибудь ядовитое растение. В нашей долине он не растет – в этом я убежден.
– Зерно пропутешествовало с нами из Сент-Луиса. Оно лежит в фургоне.
– Не может быть! В фургоне маис? Ты не спутал его с чем-нибудь?
– Сегодня только я видел его в старом мешке.
– Скорее, скорее! – закричал я, обращаясь к Куджо. – Неси за мной фонарь!
Фургон стоял у самого дома. Я взобрался на площадку. Сверху лежала обветшавшая от многолетнего употребления буйволовая кожа и бычья упряжь. Я отбросил их в сторону и увидал грубый мешок, один из тех, что идут в западных штатах под кукурузное зерно.
Я помнил, что мы везли в нем из Сент-Луиса фураж для нашего скота, но думал, что весь запас давно исчерпан. Нащупав мешок, я, к радости своей, убедился, что в нем хрустит еще немного драгоценного зерна. Часть маиса просыпалась по фургону. Я тщательно собрал его с помощью мальчиков.
Притащив мешок домой, я высыпал его содержимое на стол. Генри был прав: мы располагали приблизительно восемью-десятью литрами кукурузного зерна.
– Теперь у нас будет хлеб, – едва не плача от радости, сказал я.
Как счастлива была в этот вечер моя жена! До сих пор мы пекли буковые желуди и собирали для еды стручки колючей акации; питались мы также фруктами, но ничто не могло заменить нам хлеб.
Зима в этих широтах короткая. Вскоре мы засеем поле. Для начала у нас достаточно зерна. Маис зреет в шесть или семь недель. Дважды в лето соберем мы урожай – и на будущую зиму будем вполне обеспечены хлебом.