Заказ отправили в «Workshop», и на следующее утро на площадку привезли несколько ящиков с сотнями бутафорских черепов. Хенна поднял один из них и протянул мне с улыбкой.

«Вот бедняга – до чего докатился!»

Он сказал, что на следующий день Тейлор увлеченно управлял установкой, которая сбрасывала эти черепа на Блума.

Силами «Workshop» был также создан один полноразмерный макет. Мертвый, пронзенный стрелами мумак высотой с двухэтажный дом должен был служить визуальным фокусом сцен ближнего боя. Четырнадцать метров длиной, он создавался частями, которые затем на грузовике перевозили на площадку на заднем дворе.

Мумаки – гигантские мамонты – стали зоологическим воплощением амбиций третьего фильма. Используя превиз, Джексон с командой продумал динамичное столкновение конных роханцев (250 всадников снимались на равнинах возле Твайзеля на Южном острове, а оставшиеся шесть тысяч были созданы в «MASSIVE») и двадцати одного мумака.

Этот фрагмент остается ярким аргументом за использование компьютерной графики, поскольку он был создан не только из желания поражать, но и из стремления оживить воображение Толкина. Безусловно, результат одобрил бы даже сам профессор.

Более того, освобожденный от бюджетных ограничений (хотя время и поджимало), Джексон счел атаку мумаков идеальным плацдармом для последнего звездного часа Леголаса.

Все ждали, когда Леголас сумеет снова проявить себя. Кинотрилогия стала самостоятельным произведением, одной из характерных черт которого были все более сложные в хореографическом отношении трюки, демонстрирующие сноровку невозмутимого, как Терминатор, эльфа, – приятные элементы оглупления на пороге конца света. Блум окрестил их «Легги-моментами». Зрители сходили по ним с ума.

«В последнем фильме мы решили не ограничиваться парой кадров, – вспоминает Джексон, – а поставили целую сцену, о которой никто и не думал на этапе съемок и которой даже не было в изначальном варианте сценария».

* * *

Краткая история Легги-моментов. Чтобы продемонстрировать лихую эльфийскую акробатику, без Легги-моментов было не обойтись. Любители эльфов восторгаются тем, как Леголас вскочил на плечи пещерному троллю в гробнице Балина и выпускал стрелу за стрелой во время боя в Амон Хен, но сотрудники «Weta Digital» – а именно они в основном ответственны за крутость Леголаса, хотя не стоит также недооценивать атлетичность Блума, – считают первым Легги-моментом сцену в «Двух крепостях», где быстрый эльф седлает лошадь на скаку, делая безумный фосбери-флоп, держась за уздечку.

Эта сцена стала случайностью. Джексон хотел снять, как Блум подскакивает к лошади, а затем показать, как он аккуратно опускается в седло перед Гимли. Однако, после того как Блум совершенно не по-эльфийски свалился с лошади на площадке и сломал два ребра, об этих планах пришлось забыть. Джексон передал отснятый материал сотрудникам «Weta Digital» и попросил их придумать способ посадить Леголаса на лошадь.

«На кадрах со съемок Орландо просто стоит возле лошади, которая проносится мимо, – говорит Леттери. – Мы удалили его из кадра и использовали цифрового дублера, который хватает лошадь за шею и запрыгивает на нее одним махом. Получилось очень круто. Таким стал наш первый Легги-момент».

Джексону понравился результат, и во время досъемок второго фильма они добавили сцену с серфингом на щите в битву на Хельмовой Пади. Каждый следующий момент эльфийской крутости должен был превосходить предыдущий, чтобы режиссер ликовал вместе со всеми, кто смотрел на Средиземье со стороны. В «Хоббите» эти украшения превратились в великолепные, продуманные, граничащие с самопародией фрагменты, в которых легкий, как перышко, эльф танцует в воздухе.

Много лет спустя, на съемках «Пустоши Смауга», Блум пошутил, что поставил лишь одно условие для возвращения в Средиземье. «Нужно было превзойти момент с мумаком. Убить мумака было очень круто».

В 2003 году на съемку этой сцены у Джексона ушел целый день. Блум прыгал по туше слона (главной декорации на площадке), на спине которого был укреплен плетеный паланкин, забитый каскадерами, и забирался на пружинную платформу, качавшуюся из стороны в сторону. Головокружительные полеты эльфа были отсылкой к безрассудной отваге Дугласа Фэрбенкса и Эррола Флинна в старых голливудских фильмах (хотя теперь использовалось больше компьютерной графики): Леголас взбирается на наступающего мумака, разрубает крепление паланкина, на цыпочках подбирается к шее зверя и вонзает три стрелы ему в голову. Огромный слон падает на землю, эльф скатывается по его хоботу, спрыгивает на землю и невозмутимо пожимает плечами, напоминая агента 007, поправляющего манжеты после драки.

Кинотеатры по всему миру взрываются аплодисментами.

Леттери говорит, что отснятый материал стал прекрасным ориентиром, но на экране мы видим не актера, а его цифрового дублера. Самого Блума показывают только в трех крупных планах. Тем не менее завершают сцену именно бесстрастный эльф Блум и неуступчивый гном Рис-Дэвис, реплика которого добавляет сцене человечности.

Тейлор говорит, что дополнительные съемки стали для них подарком судьбы. «Многие в нашем бизнесе сочли бы необходимость пересматривать дизайны, доходя до предела возможностей, настоящей занозой в заднице. Но я считаю, что это прекрасно. Часто ли у вас появляется шанс вернуться в одну из своих историй? У нас была возможность вернуться назад».

Оценив реакцию на два первых фильма, они сделали упор на то, что нравилось фанатам. Хотя в Голливуде царит культ упрощения, они поняли, что деталей должно быть как можно больше.

Тейлор проводил меня до двери.

«Вы когда-нибудь держали «Оскар»?» – спросил он.

По непостижимой причине я задумался.

Но Тейлор уже открывал шкаф с трофеями, который украшал фойе «Workshop». Рядом с золотым попкорном от «MTV» там стояли два «Оскара», которые они с командой получили за свою работу над Средиземьем. Вытащив один, он протянул его мне.

Статуэтка тяжелее, чем кажется. И в то же время легче.

Я держал два «Оскара» в своей жизни, хотя ни одного не получил (пока что). Второй принадлежал Эмме Томпсон, которая получила награду за свою адаптацию «Разума и чувств» в 1995 году. Статуэтку она бесцеремонно держала в туалете.

«Иначе нельзя, – пояснила она, – а то еще возомнишь о себе что-нибудь».

* * *

День третий. Задний двор. Когда рев наконец стих, Джексон погрозил кулаком голубому веллингтонскому небу, безупречному, как эмаль: «Чертовы 737-е!» Ему по-прежнему мешали самолеты, которые по-прежнему садились и взлетали в аэропорту за холмом. Особенно остро проблема ощущалась на заднем дворе студии, который был не по сезону залит ярким солнцем. Режиссер ушел из павильона, чтобы его не отвлекали по пустякам.

В тот день планировалось снять сцену, в которой Гэндальф снова въезжает на повозке в Хоббитон по пути в Серые Гавани.

Джексон еще не задумывался о прощании со Средиземьем, потому что в следующие пару недель, завершив съемки, он должен был заняться постпроизводством. Впереди у него были долгие месяцы кропотливой работы.