– Ну, сделай чего-нибудь, котик, я в долгу не останусь!.. Помоги на годик зацепиться, позарез надо!

На это я отвечал, что переводчик мало что может сделать. И в ответ тоже не отставал в троганьях и поглаживаньях, особенно когда надо было открывать тугие двери, пропускать ее вперед и поддерживать на ступеньках. Нам встретился Тилле с двумя рабочими в желтых робах. Остановился, удивленно осмотрел нас:

– Ко мне?.. Нет?.. – и проводил нас философским взглядом.

Пока мы шли к Марку, желторобые рабочие не спускали глаз с моей спутницы. Да, по этим коридорам редко летают такие яркие и пахучие птицы, все больше – сирые мыши.

Под нарастающие всхлипы и стоны хронически больной кофеварки мы приблизились к открытой двери в кабинет. Марк читал что-то на мониторе. Увидев Ингу, обомлел:

– О!.. Пожалуйте! Кого вы это привели?.. Какая женщина! – и начал бесцельно передвигать на столе предметы, плотоядно (как низкие мужички – высоких женщин) оглядывая ее ненасытными глазами.

Она села за стол, как в ресторане – легко и свободно. Сумочку положила перед собой и замерла, оглядывая исподтишка кабинет и особенно Марка. Тот в замешательстве чесал свою бритую голову, словно забыл, с чего надо начинать. Потом собрался с мыслями, глубоко вздохнул и открыл папку, просмотрел данные.

– Этот, что ли, главный? – шепотом спросила Инга и, услышав «да», протянула с хрипотцой: – Ясно-понятно. Вот пялится, мудошлеп! Он по-русски, случаем, не волочет?

– Не думаю, хотя кто знает…

Наконец Марк пришел в себя, выпил таблетку, завозился в кресле, взял микрофон, постучал по нему, подул, пошикал и посвистел, ворча между звуками:

– Что такое… опять… не работает… напасть… – и полез проверять контакты.

Инга спросила меня:

– Чего такое? Чего этот фетюк мельтешит?

– Диктофон барахлит.

– А… А чего, весь базар записывать будут или как?.. На видео случайно не снимают?

И она тревожно и внимательно оглядела кабинет.

– Что, бывало уже?

– Всякое бывало… – Она повела плечами. – Раздеться можно?

– Даже должно.

– Ишь, лисенок! Но если поможешь…

И она вытянула полные губы трубочкой, изображая поцелуй. Это не укрылось от Марка:

– Заигрывает с вами? Какие ужимки! Откуда она?.. Из Чечни?.. – он поморщился. – Из Чечни все черные и маленькие приходят, а она вон какая, белая и большая… Эффектная особа!.. Она так же из Чечни, как я из Гренландии…

Инга тем временем блядско-царским вызывающим жестом скинула с плеч дубленку и удобно расположилась за столом. Блузка была под стать сумочке – с голубым блеском и шитыми птицами. Под натянутой тканью – очень весомые груди, нагло смотрящие в разные стороны.

– Мы как будто в ресторане сидим, меню не хватает, – сказал я, откровенно любуясь ею (Марк тоже пялился, как креветка, облизывая высохшие губы и поминутно попивая из стакана).

– Меню?.. Точно! Класс! Я бы сейчас осетринки заливной скушала… И мороженого! Люблю! Я вообще овощежралка, фруктоядица, но от парочки куриных жюльенчиков сейчас не отказалась бы!

– Да, привычка… В Грозном жюльенчики на каждом шагу… – с серьезным видом поддакнул я.

Она поцокала языком:

– В Грозном все есть. Надо только поискать. Вообще большие бабки есть у народа… Ну да народ весь давно уже в жопу выебан. – Она тщательно и отчетливо произнесла последние два слова и жестом (суя указательный палец в ладонь, свернутую кулечком) показала для убедительности, что сделали с народом.

Марк обомлел:

– Это что такое?..

– Народ, говорит, изнасиловали, – пояснил я.

– Ах, вот как… Она что, народная активистка? Оппозиционерка?.. Диссидентка?.. – Марк ехидно прищурился. – Таких красивых правозащитниц не бывает, там все уродки, как в партии зеленых… Ну ладно, начнем. Пусть назовет себя!

Она посмотрела на него как на идиота, кивком указала на лист в его руках:

– Там что, не написано? Или неграмотный? Чего чавкалку раззявил?.. Он чего, читать не умеет? Вот чванливый фриц! Пиздобол хуев!

– Хочет от тебя лично услышать. Ты вообще не спорь с немцами, а то хуже будет… – предупредил я ее. – Это он сейчас хи-хи да ха-ха, а как засунет тебе потом отказ – поздно будет! Отвечай на вопросы – и все.

– Понятно. Спасибо, котечка. – И она покорно-старательно назвала себя.

– Фамилия что-то на польскую похожа… Может, она вообще из Польши?.. – насторожился Марк в мою сторону. – Как думаете?

– Да нет, по-русски чисто говорит… А фамилия может быть какая угодно – и русская, и польская, и белорусская, и украинская…

– Вот именно. Не из Киева ли? – Он продолжал подозрительно смотреть на Ингу.

– Из Грозного, говорит.

– Какого года рождения?

Инга подумала и ответила:

– Ну, грубиян – у женщин разве такое спрашивают?.. Четвертачок разломала, вот и считай… Что, в отстой пора? Жизнь кончается?

Марк пожевал губами, чесанул хрустящий бобрик, смягчился:

– Что вы, в двадцать пять лет жизнь только начинается…

Когда я перевел это Инге, она сразу по-деловому предложила:

– Вот пусть и поможет начать новую жизнь… Сколько я их уже начинала… Начну еще одну, не проблема… – Она вздохнула, посмотрела открыто на Мар ка. – За мою новую жизнь я его райским счастьем обеспечу… – И добавила жеманно: – Дважды в неделю…

Марк, услышав перевод, весь преобразился, засмущался, закудахтал:

– Да что это она, в самом деле… Как это?… Что она имеет в виду?.. – Потом собрался с мыслями и строго сказал: – Пусть оставит эти глупые намеки! У нас тут амт, а не пуфф, бордель…

– Бордель? – услышала она знакомое слово, оживилась. – В бордель уже потянуло?

– Тут не бордель, говорит.

Она сделала большие глаза:

– Ну, а я что говорю?.. Его в бордель никто и не зовет. Как раз наоборот. Пусть дома сидит, а я буду его навещать… Вот охуярок… Да что, пошутить нельзя? – заключила она, нагло переводя свои голубые стекляшки с меня на Марка и обратно.

– Так ты что, шутишь или говоришь серьезно? – уточнил я.

– Да уж какие шутки… – вздохнула она. – Пусть поможет – рабой ему стану, ноги мыть и воду пить…

– При мне он может не согласиться, – заметил я.

– Ну, пусть без тебя. Или с тобой вместе… Мне все равно – лишь бы тут зацепиться на годик… Помогите даме! – Она театральным жестом прикрыла ладонью наглые глаза.

– О чем вы там говорите? – ревниво посмотрел на меня Марк.

Я сообщил ему, что беженка просит о помощи, предлагает за это себя в рабыни, обещает ему ноги мыть и эту воду пить, а от себя шутливо добавил: