— Я не сразу вас узнал, — проговорил он.

— А что, я так изменилась? — спросила она, не меняя позы.

— Если вы не хотите говорить со мной, мисс Хоровитц, я вас пойму. Но я хотел бы, чтобы вы знали, что я не держу на вас зла.

— Что-то с трудом верится.

— Наверное, я недостаточно убедителен.

Мальчик поглядывал на нее с пассажирского сиденья, его голова едва доставала до проема окна. Гретхен подмигнула ему.

— Это Гас. Он мой маленький друг в «Больших братьях»,[33]— сказал Пьер.

— И давно там?

— Совсем недавно. Регистрировал Гаса в католической школе. Я открываю стипендиальный фонд.

Гретхен кивнула и заправила рубашку в джинсы большими пальцами рук.

— Как дела, Гас? — спросила она.

— Хорошо, — ответил мальчик. У него была неровная стрижка ежиком и глаза, напоминающие узкие щелки, как будто его лицо не полностью сформировалось.

— Я виню себя за то, что произошло в том ресторане в Новом Орлеане, — сказал Пьер, — я влез в дела, которые имели последствия, и не смог этого предугадать. Это моя вина, не ваша. Я думаю, что вы уникальная женщина, мисс Хоровитц. Мне хотелось бы узнать вас поближе.

— Ты это серьезно?

— Нечасто встречаешь роту десантников в обличье хрупкой девушки, — Дюпре смотрел ей прямо в глаза, — по крайней мере, подумайте об этом. Что вам терять? Вы уже продемонстрировали, на что способны, если парень начинает вести себя неадекватно.

«Что-то в нем изменилось», — подумала она, хотя и не могла сказать что. Может быть, это его волосы. Они выглядели свежевымытыми и высушенными феном. Или это его глаза? Гретхен не видела в них презрения и надменности. Помимо всего этого он выглядел поистине счастливым.

— Мистер Дюпре хорошо к тебе относится, Гас? — спросила она у мальчика.

— Мы ездили на карнавал в Лафайетт. И в зоопарк тоже ездили, — довольно ответил Гас.

— Так как насчет? — спросил Дюпре.

— Насчет чего? — ответила она.

— Пообедать с нами. С Гасом. После этого я отвезу его обратно домой. Замечательный сегодня денек, — его взгляд опять задержался на лице девушки, его глаза были теплыми и, казалось, не имели и тени вероломства, — вы никогда не позировали в качестве модели?

— Конечно, позировала, рекламировала стероиды на мотоцикле.

— Прекратите, — сказал он.

Пьер ждал, что она заговорит, но Гретхен молчала и праздно рассматривала улицу, подбородок слегка приподнят, пульс словно птица трепыхался в горле.

— Я бы очень хотел увидеть вас на холсте, — сказал он, — ну давайте же, пообедаем и поговорим об этом. Я, конечно, не Джаспер Джонс,[34]но то, что я делаю, я делаю неплохо.

— Извините, ничего не выйдет, — ответила Гретхен.

— Я разочарован. Но не забывайте обо мне, хорошо? Вы та еще штучка, мисс Хоровитц.

Ее лицо и ладони покалывало, когда она провожала взглядом его «Хаммер», ослепительно горящий желтой краской на солнце. «Черт возьми, — подумала Гретхен. — Черт возьми».

После ужина в среду вечером зазвонил мобильный телефон Алафер. Это была Гретхен Хоровитц.

— Прокатишься со мной? — предложила она.

Алафер закрыла глаза и подумала, как же спрятать нежелание, которое она чувствовала в груди.

— Сейчас?

— Мне нужен твой совет.

— О чем?

— Я не хотела бы говорить об этом по телефону.

— Я собиралась через пару минут отправиться на прогулку.

— Твой отец не хочет, чтобы ты общалась со мной?

— Это создает для него некоторый конфликт, Гретхен, будем реалистами.

— Я накупила кучу съемочного оборудования, собираюсь снять документалку о музыкальном ревю 40-х годов.

— Но ведь ты же не поэтому звонишь.

— Я припаркуюсь на разводном посту на Берк-стрит. Если у тебя нет желания со мной болтать, не беспокойся.

— Гретхен…

Спустя несколько минут Алафер уже была рядом с «Шэдоус» и старым кирпичным зданием, где раньше располагался офис агента по продажам «Бьюиков», а теперь находилась юридическая контора. Она повернула вверх по улице, ведущей к разводному мосту, и увидела обрубленный пикап Гретхен, припаркованный на углу. Открытый двигатель мерцал в полутьме. Гретхен вышла на тротуар.

— Спасибо, что пришла, — сказала она.

— Что стряслось? — спросила Алафер.

— Кое-что сегодня произошло, и у меня до сих пор смешанные чувства. Выпить не хочешь?

— Нет. Говори.

— Я видела, как Пьер Дюпре привез мальчика-инвалида в католическую церковь в Бруссаре этим утром. Он заметил меня и остановился у моего коттеджа. И пригласил меня на обед.

Из-под моста появился катер, загруженный праздными гуляками, и проплыл мимо старого монастыря и больницы по ту сторону канала. Пассажиры держали в руках воздушные шары и улыбались, выражения их лиц казались слишком броскими и сюрреалистичными среди воздушных шаров.

— Ты ничего не скажешь? — спросила Гретхен.

— Ты поехала с ним?

— Нет.

— Думаю, это было мудрое решение, — сказала Алафер.

Гретхен сложила руки на груди и посмотрела на людей, ужинавших и выпивавших во дворе за «Клементиной». В сумерках ярко выделялись белые скатерти и свечи, трепыхавшиеся в стеклянных подсвечниках и отбрасывающие длинные тени на заросли бананов, растущих вдоль стен ресторана.

— Я позвонила в церковь, — продолжила Гретхен, — Пьер…

— Пьер?

— Его так зовут, разве нет? Он не только оплатил обучение мальчишки, но и открыл стипендиальный фонд.

— Не иди на поводу у этого парня, посоветовала Алафер.

— Он никак не мог знать, что я увижу его в церкви с мальчонкой.

— Я думаю, Гретхен, что с тобой происходит нечто иное. У тебя возникают разные мысли касательно твоей собственной жизни, и ты хочешь верить в то, что грехи людей могут быть искуплены. Пьер Дюпре нехороший человек.

— Откуда ты берешь все эти знания о том, что происходит в головах других людей?

— Иногда и мне хочется во что-то верить по причинам, которые я не хочу признавать, — ответила Алафер.

— Ведь ты говоришь обо мне, не так ли? Только не надо этого психобреда про двенадцать шагов со мной, ладно?