Показывал овраги и высоты.

Сиди теперь и разбирайся кто ты,

Чтобы не стыдно было умереть.      

Дарья Ильгова

На просторах нашей необъятной родины есть настолько суровые регионы, что три сезона года: весна, лето и осень, укладываются порой в один, максимум в два месяца.

Там шутят, если их кто-либо спрашивает, какое нынче было лето, что их в этот день там не было.

Нечто подобное происходит зачастую с любовью: ждёшь её, грезишь, включая на всю мощь впечатлительное до потери пульса воображение; разукрашиваешь в мечтах и грёзах причудливым весенним разноцветьем, а она выставит напоказ на краткий миг витрину с соблазнами и принимается играть с тобой в прятки.

Беда в том, что эта капризная дама правила игры на ходу меняет.

Была ли то и вправду любовь или померещилось?

Кто знает!

Зато, какая обильная пища для возбуждённого любопытством и чрезмерными ожиданиями воображения.

Некоторые, прожив в состоянии кратковременного любовного обморока неделю или месяц, впоследствии пишут романы с продолжением десятками толстенных томов, скрупулёзно структурируя эмоции и чувства по принципу складского учёта.

Авторы в мельчайших подробностях с завидной тщательностью и конкретной детализацией регистрируют глубину и яркость волнения, стилизацию орнаментов из душевных томлений и сладости райских мук. Особенно ценная информация – анатомические особенности рельефа местности сокровищниц скромности, тончайшие гаммы сокрытых от глаз постороннего физиологических процессов.

Создаётся впечатление, словно сгорая в горниле страсти, не выпускали влюблённые археологи из рук дневников исследователя, где регистрировали каждый нюанс интимных ощущений и сентиментальных переживаний, дабы запечатлеть портреты любви навечно.

Каждый штрих можно поминутно выписать с достоверными маркерами, чтобы можно было каждому читателю сравнить текст с личными переживаниями.

Реальная любовь вырастает из банальной физиологии под действием чар растворённых в крови гормонов и ей же заканчивается. Ровно как Вселенная в результате Большого взрыва: из ничего появляется, растрачивает энергетический потенциал, постоянно охлаждаясь, и сворачивается, опять же в ничтожно малую величину, называемую Чёрная дыра.

Витька из тех мальчишек, которых отношения с девочками всегда заставали врасплох. Книжки, футбольный мяч, фотоаппарат очерчивали границы его юношеских интересов.

Конечно, среди друзей были и девчонки. Например, Катя и Юля – две сестрёнки из пятьдесят пятой квартиры, которые жили двумя этажами выше. С ними Витя рос с шести лет.

Когда была плохая погода, он вместе с сёстрами играл в больницу или в магазин, иногда в семью.

Коноводили, понятное дело, всегда сёстры.

Мальчик обычно соглашался на такие правила, которые непрерывно выдумывали девочки. Это ему даже нравилось: азартная фантазия маленьких женщин заражала воодушевлением и возможностью обрести новый опыт.

Дружба  продолжалась до окончания школы в неизменном виде, ни разу не перейдя в иную плоскость. Так он и воспринимал всех девчат, как друзей, просто иного пола.

Пока не встретил на вступительных экзаменах в институт Олю.

Точнее, она его заметила и решила не упускать, поскольку именно о таком парне мечтала долгими зимними вечерами в маленьком провинциальном городке, где родилась и выросла, который страстно хотела никогда больше не видеть по причине скудости и убогости там существования.

Рабочие посёлки – это беспробудное пьянство как подавляющий образ жизни, повальная нищета, удручающе тягостные бытовые склоки и серая обыденность, лишённые малейшей перспективы изменений к лучшему.

Такая жизнь явно не для неё.

Нужно стремиться к лучшей жизни, толкаться локтями, если придётся, но вылезти из этого болота, считала девочка и пыталась двигаться в этом направлении.

Витьку она приметила сразу. Столичного жителя, пусть из обычной среднестатистической семьи, отличить от приезжего не сложно.

Одежда, поведение, даже походка у москвичей иные.

Одет, правда, парень не очень. Значит родители, скорее всего, обычные работяги.

Зато ничего маргинального в облике.

Судя по манерам – маменькин сынок. И на девчонок совсем не смотрит.

Оленьке знаком хищный взгляд озабоченных юношей из посёлка, начинающих раздевать глазами, сначала область декольте и ниже, а лишь затем устремляющий жадный взор на лицо и фигуру.

Этот, сразу видно, слюни не пускает.

Даже не пытается разглядывать и оценивать стремительно поспевающие девичьи прелести. Значит, пришёл в институт учиться. Рогами и копытами землю рыть будет, чтобы получить диплом.

Случайная мысль о рогах показалась ей забавной.

Такой парень, в случае чего не поймёт и не заметит, что его использовали.

Это так, на всякий случай. Мало ли, вариант интереснее подвернётся. Главное с чего-то начать, там видно будет.

Оля не была опытной хищницей или искательницей приключений, просто поставила перед собой цель вырваться из капкана обстоятельств.

Нормальное, в принципе, желание. Все хотят жить лучше, почему не она?

Оля уже знала, что фамилия юноши Снегирёв. Она невольно примерила её к себе и осталась довольна. Ольга Владимировна Снегирёва. Звучит неплохо.

Однако вступительные испытания в институт подходят к концу. Сегодня последний экзамен. Пришло время знакомиться. Или сейчас, или никогда.

Конечно, это не вопрос жизни и смерти, но вполне приемлемый шанс.

Мальчишек, причём гораздо соблазнительнее с точки зрения внешнего вида и наружности, полно, но интуиция подсказывает девочке выбрать именно этот вариант.

Своему чутью она привыкла доверять.

Оля  продемонстрировала Снегирёву томную фирменную улыбку, многократно усиленную почти чёрными глазами размером в половину лица, умело обратив на себя его внимание, и тут же потупила очи долу.

Томный взгляд, артистичная скромность и тщательно подобранная одежда, намеренно простенькая, но прорисовывающая выигрышные линии фигуры, мягкие по-кошачьи плавные жесты – всё адресовано ему.

Как можно такую заманчивую витрину не заметить?

Увидел! Ещё бы. Оленька старалась.

– Я Оля… Королёва. С буквой ё. Тебя не смущает, если кое-что попрошу? Если нас зачислят, хочется отметить, а я совсем никого не знаю. Можно с тобой? Деньги у меня есть, если что,  платить не придётся. Не бросай меня одну, а…

Виктор смутился. Не столько от неожиданного предложения, сколько по причине робости под проникающим куда-то внутрь черепа взглядом, вызывающим оторопь. С флиртом он был незнаком, оттого притворное обаяние играющей с ним в кошки-мышки кокетки воспринял как вонзившуюся в чувствительные сенсоры романтической рефлексии стрелу амура.

Девушка парню понравилась сразу, только сам он ни за что бы себе не признался в этом и никогда не решился бы подойти, чтобы познакомиться или просто обмолвиться словом.

Однако возраст интимной зрелости, запускающий необратимые