неправильно поняла. Сегодня Игорь Станиславович, то есть я, как никогда серьёзен. Буду ждать… надеяться на лучшее. Дай хоть причёску понюхать, недотрога, в ручку чмокнуть. Я ведь только с виду азартный игрок и авантюрист, на самом деле – застенчивый романтик. Вот только предчувствие: до утра не доживу.

– Думать не моги. Зря что ли всю ночь тебя выхаживала!

– Звучит как признание в любви. Зовут-то тебя как, невестушка?

– Галина Тимофеевна.

– Душа поёт, Галенька. Прислонись щёчкой, не вредничай, громко петь не могу. Я в весеннем лесу пил берёзовый сок, с ненаглядной певуньей в стогу ночевал…

– Замечательная песня, Корепанов. Я её тоже обожаю. Да не про нас.

– Отчего же? Кто мне запретит… с невестой… в стогу. Не отнимай надежду, дай умереть счастливым.

– С чего бы вам умирать, Игорь Станиславович? У края могилы про любовь не вспоминают, к девушкам не пристают.

– Как сказать. Вот я, три десятка лет с хвостиком небо коптил: под смертью ходил, женщин любвеобильных, но не шибко разборчивых, мимоходом обхаживал, бывало слова нежные, на ушко шептал, хитрец, но, ни разу не пришлось влюбиться всерьёз. Только теперь понял: тебя искал. Веришь?

– Зачем я тебе?

– Не зачем, а почему. Влюбился, говорю, на полном серьёзе влюбился.

– Выживешь – поверю.

– Слово даёшь?

– Даю! Но на этом всё. Никаких вольностей. Швы снимем – тогда поговорим.

К вечеру у больного до критической отметки поднялась температура. Персонал суетился, собрали консилиум. Лабораторные исследования и клинические симптомы указывали на сепсис.

Трое суток Игоря Станиславовича выхаживали в реанимационном отделении. Галя приходила к нему, подолгу сидела, держала за руку, – ты чего, Корепанов, – слезливо скулила она, – замуж звал, а сам в кусты. Нечестно так. Я же поверила. Может у меня тоже… в первый раз. Ты только выживи, я тебе всё что хочешь, одного тебя любить буду. Думаешь, сама не хотела к тебе прислониться? Ещё как хотела. Ты мне сразу занозой в сердце воткнулся. Помнишь, обещала кое-что рассказать? Так вышло, стыдно признаться, я с тобой в том стогу, про который пел, ещё до того так переночевала – до сих пор от впечатления отойти не могу.

На четвёртый день стоило только Гале взять Игоря за руку, как он открыл глаза.

Узнал. Сразу узнал. Так смотрел, что слова казались излишней роскошью. А рукопожатие слабое. Это ничего: живой ведь. Любовь подождёт.

Соки чувствительные в крови у Галины сразу забродили. Теперь уже она не стеснялась ни мыслей шальных, ни нескромных желаний, – дай поцелую, родненький. Теперь не отпущу!

Женщина, романтический ресурс которой идёт на убыль, которая за нелёгкую, не вполне счастливую жизнь накопила критическую массу негативных впечатлений, миллионы выстраданных эпизодов: удручающих, обманчивых, тягостных, порой жутких, готова уцепиться за проплывающую мимо соломинку, не то, что за искреннее признание в любви.

Она не ходила – летала, не замечая никого и ничего вокруг. Только теперь она поняла, что такое настоящее счастье, хотя прикоснулась к нему с самого холодного края.

Галя забывала спать. Душа её, подстёгнутая воспалённым воображением, рисовала сказочные миры. Энергия из светящихся энтузиазмом глаз била ключом.

Когда Игоря перевели обратно в хирургическое отделение, домой она бегала лишь для того, чтобы переодеться и приготовить чего-нибудь вкусненькое любимому.

Днём они целомудренно держались за руки, повествуя друг другу о жизни до… до той операции, до удивительно странного знакомства: расскажи кому – усмехнутся или гадостей наговорят. Пусть уж причудливо нереальная история любви останется тайной.

Стоило Гале неосторожно положить руку на одеяло, как Игорь начинал хохотать, – не пора ли меня постричь?

– Смейся-смейся. Мне лично не до смеха было, когда кое-кто прямо в лицо кое-чем плевался.

– Я же профессионал, стреляю без промаха из всех видов оружия. Покажи, куда попал. Вот сюда? Это будет моим любимым местом. Представляю, что было бы, попади я не в щёку, а в глаз, например. Жить со слепой женой – так себе удовольствие.

Галя оглядывалась украдкой, чтобы убедиться в интимности переговоров, открывала рывком кусок одеяла, – так и знала, пойман на горячем.

– Как ты права, любовь моя. Проверь, живой или спит.

– Неудобно, мы ведь только начинаем знакомиться.

– Что касается меня, то да – был практически без сознания, но ты-то производила развратные действия, полностью отдавая себе отчёт в недопустимости несанкционированного проникновения в личное интимное пространство.

– Не докажешь. Я не нарушала моральных принципов. Меня заставили.

Так они пикировались до самой ночи, пока тишина в корпусе не заступит на дежурство.

Игорю было больно, но отказаться от удовольствия слиться воедино с женщиной, которую он впервые в жизни искренне назвал любимой, было выше сил.

Дверь изнутри палаты запирали ножкой стула. Страстные поцелуи плавно переходили в путешествие по бескрайним просторам затерянных в параллельных мирах интимных соблазнов. Весьма непросто было найти достойные позиции для нескромных эротических экспериментов. Странная эквилибристика нисколько не смущала незадачливых любовников.

– Как эту штуковину расстегнуть?

– Не напрягайся, сама сниму. Лежи, всё сама сделаю. Так не больно?

– Погоди, не спеши, дай к телу привыкнуть. Руки дрожат. Какая же ты… необыкновенная. Какая удача, что не кому-то, тебе выпало счастье интимную причёску мне делать. Лёжа не получается. Помоги на стул перебраться. Жаль, нельзя свет включить. Разглядеть хочется, запомнить.

– Наиграешься ещё. Вся жизнь впереди.

– Кто бы знал, сколько кому дней отмерено. Опускайся осторожно, я готов. Застынь, не двигайся. Чувствуешь! Я тоже.

Галя нарадоваться не могла. Наконец-то у неё есть надёжная защита, человечек, с которым  прошла через горнило боли, который всегда будет рядом. Впредь никто в целом мире не посмеет предложить воспользоваться её телом в качестве интимной примочки, средства от тоски или духовного лекаря.

Теперь у неё есть, кого лечить.

Вот только слова Корепанова несмотря на кажущуюся положительной динамику выздоровления, которая однажды дала сбой, оказались пророческими.

Расстались в тот день почти под утро: лежали, мечтали, наметили ворох хитроумных стратегических планов, на будущее… которого так и не случилось.

Душа Игоря рассталась с телом во сне, перед самым обходом. На лице его навеки застыла счастливая улыбка.

Галя надолго превратилась в каменное изваяние. Такую линию судьбы она не способна была предугадать.

Быть вместе друг без друга

Он нёс тебя, крутя земную твердь,

До дальней точки нового