фонарика упирается в потолок. –Ты что, дочка, не спишь? –Люблю я их –говорит, а в глазах слезинки. –Люби, отвечаю –вот они, и не убегут. А тебе спать надо, завтра в школу. Уложила, укутала, погасила фонарик. Так, наверно, до утра и не спала.

–– Так ведь в школу надо –говорит папа.

–– По дороге зайду, скажу, что не сможет она сегодня прийти на занятия.

И прорвало «плотину», только и было на языке «мама», «папа». Мама сказала, папа сделал, папа, мама, мама, папа. И в школе, и на улице, и дома, и везде. Вначале было непривычно, косноязычно как-то, с трудом, но чем дольше, тем лучше, тем легче, само собой. Для нас было непривычно то, что родивших нас мы редко, очень редко эти два слова говорили, обходились. А ведь если каждый даже по разу скажет папа, мама, шесть раз –уже хор получается.

После завтрака пошли все в школу. По дороге заглянули в почтовый ящик в столярной мастерской –есть ли работа –бумажка с заказом лежала, значит отец опять придет домой поздно. У крыльца школы стояли все учителя и большинство школьников.

–– Это что же вы нам такой почет оказываете, всей школой встретили?

–– Вышли все порадоваться вашей радостью, ведь не только горе надо делить вместе, но и радость.

–– А откуда вы знаете, как узнали?

–– Да так плакать и рыдать, как вчера вечером рыдал баян, как вчера рыдала ты Маша, только с большой радости можно. Что, прорвало «плотину»? –обнимая маму, больше утвердительно, чем вопросительно, спросила Вера Дмитриевна.

–-Прорвало –мама улыбается.

–– Вот и замечательно, вот и хорошо. А что это вы не в полном составе, где наша отличница?

–– Да она всю ночь ползала по сеновалу, укрывала братьев –мать счастливо засмеялась –спит, не могли разбудить. Вы уж к ней сегодня сделайте снисхождение.

–– Так и Вена мог бы сказать.

–– Я специально пришла, поделиться радостью. И заторопилась – Пора, на работу опаздываю. Спасибо вам.

Расцеловав нас, потрепав «вихры», мать пошла на работу.

Десятого июня маме отдали наши табеля успеваемости и характеристики.

Отец работал на двух работах и до объединения семей –заведовал столярной мастерской, на лагерь, и в школе –вел уроки пения. Мама техничкой в лесхозе. И им хватало на свою семью, без объединения, только –только, до того были мизерные зарплаты. Когда же забрали нас к себе, совсем туго пришлось. Мать просиживала за швейной машинкой по двенадцать часов в сутки, помимо работы. Как родители выкручивались, до сих пор диву даюсь; что мы были всегда накормлены, опрятны. Выручала нас и рыбалка. После окончания школы я стал чаще ходить на озеро и ставить фитили. Хватало и на продажу и на нашем столе тоже появилась рыбка. Пацанам хватало работы по дому, мама всегда находила всем занятие –прополоть грядки, полить саженцы, принести обрезки досок, убраться, навести порядок в столярной мастерской. Папа приходил домой с мастерской иногда за полночь. Уставали мои родители, уставали. И что в наших небольших силенках, чем мы могли помочь –старались. Выполнив какое-то задание, сразу бежали к папе или маме, докладывали о выполнении, спрашивали, что еще сделать. И если не получали очередного задания, смотрели сами, что еще можно сделать, чтобы маме и папе было меньше работы, чтобы смогли они хоть немножко отдохнуть. И находили, и делали. Всеобщая любовь, привязанность, забота о друг друге –этим жили.

Иногда , под вечер, отправлялись все вместе на озеро. Это было для всех праздник, отдых. Пока идешь, набегаешься наперегонки; на озере ребятишки накатаются вволю на лодке, споря, кому очередь грести веслом, нет, нет, да и перевернув лодку. Накупавшись, поставив фитили, возвращались домой.

С того дня, как я подарил сестре рассвет, я всегда его дарил. Вместе шли на озеро, сцепив руки, или наперегонки, догоняя друг друга. Когда рыба предназначалась на продажу, нигде не задерживались. Когда для дома, не торопились. За дорогу множество раз сестра остановится и побарабанит пальчиком по щеке: «Целуй». Куда денешься – командирша. Или повиснет на шее и «измусолит». Катаю по озеру, Надюша опустит руку в воду и задумчиво бороздит воду пальчиками. Ляжем на берегу озера и смотрим в небо на проплывающие облака. Или затеем догонялки друг за другом. Надюша специально на бегу неожиданно встанет, чтобы я её сшиб. Сшибаю, не ожидая, и ловлю тут же, не давая упасть, подхватываю на руки. Сомкнет ручонки на шее, прижмется –и несу сестренку, сколько сил хватит. Ставлю на землю и идем домой, сцепив ручонки.

Как и сейчас, когда пишу эти строки, так и тогда сердце обливалось слезами от понимания, что срок неминуемого расставания приближался. Приближался с каждым днем, часом, мгновением. Когда, год назад, целый колхоз не сумел лишить родивших нас родительских прав, как сможет этого добиться мама? А без государственной помощи ей не обойтись. Нужно жилье, нужно питание, одежда. Нужны хоть какие-то гарантии от государства, что нас не заберет, выйдя по амнистии, как многодетная, та женщина, что родила нас, чтобы обречь, как и прежде, в срамоту и грязь. Такие гарантии могло только дать государство, но у государства не было законов защиты детства, и до сих пор нет.

Чувство невосполнимой утраты накатывало волна за волной, с этим чувством вставали и отходили ко сну, это чувство витало в воздухе, это чувство жило, трепетало, заставляя нас трепетать. Старался запомнить каждый жест, поймать и сохранить в памяти, запечатлеть улыбку, слово наших родителей. Каждый день был для нас последним днем жизни с нашими папой и мамой. По ночам, во сне, душили рыдания, мама будила и успокаивала. Не словами, нет, –своим присутствием. Схватишь мамину руку и успокоено уснул. Утром мама выговаривала мне:

–– Коля, что ты заранее слезы льешь, ведь я еще не съездила. Ты с нами, и все с нами.

Я подходил и молча обнимал маму.

Нет, днем я не ходил «потерянный», «убитый», был весьма активен в помощи, в ласковом слове. Как и мои братья. Чувство неминуемого расставания выталкивало из нас благодарность, весь воздух был пропитан благодарностью.

Мама съездила в город. Через трое суток вернулась расстроенная. Долго в доме разговаривали, ругали власть, ругали законы. Вышли из дома хмурые. Мы все сидели в саду настороженные и печальные. Не получилось. В городе очень удивились, что мы еще в поселке, но отдать нас на воспитание маме не смогли, в «курятник» определить проще. Надюша подошла к маме:

–– Мама, ну пусть еще немного поживут –и заплакала.