Последний гвоздь в крышку срабатывает лучше всего. На щеках появляется румянец, а в глазах мечтательное выражение. Вот, главное — правильная мотивация.

Богдана можно замотивировать жратвой. Сашу, наверное, личной массажисткой. А вот с Олегом даже не знаю. Оригинально оторванной конечностью? Но он вроде серьезнее всех относится к своему дару.

Так, пока я подбадриваю Истровского и строю коварные планы по способам воздействия на команду, мы и долетаем.

— Ух ты, вот это здоровый! — слышу я сзади приглушенный вскрик Покровского.

Пусть цифра в пятнадцать миллионов населения меня и не особо впечатляет, но вид — да. В конгломерациях живет людей в несколько раз больше. Но я никогда не видел такой муравейник сверху.

Мы пролетаем совсем низко над бесконечными крышами невысоких домов. И я испытываю второе невероятное чувство в жизни — снижение и приземление.

Константинополь встречает нас адской жарой, духотой и оглушительным шумом. Кажется, что гудят миллиарды машин, причем каждая на свой лад. Пока Богдан носится в поисках кофе, я млею на солнце, чувствуя, что вырубаюсь.

Расслабляюсь я в этом хаосе, напоминает мне эта суета родной мир. А то от малочисленного и просторного города с широкими проспектами и каналами, было ощущение, что я в музее. Правда тут слишком жарко. А это мы еще до пустыни не добрались.

— Группа ТГОП-33! — открываю я глаза от крика над самым ухом.

Мужик, стоящий передо мной, тоже не любит тепла. Потому что он потеет так отчаянно, что темные следы уходят по рубашке до самых брюк. Вся его раскрасневшаяся рожа блестит на солнце. Невысокий, пухлый и суетливый.

В его руках помятая и намокшая от его ладоней бумага. Все вяло заинтересовываются его воплем.

— Добро пожаловать в Константинополь, группа ТГОП-33! — тушуется он от наших равнодушных взглядов. — Позывной вам дадут на базе. До ритуала понимания вас разместят в квартирах. После него поездом отправят в Александрию. А там уже вами будет заниматься другой.

Он вдруг разворачивается и припускает в сторону здания аэропорта.

— За мной, прошу. Вас ждет машина. Все подробности по пути, — стихает в отдалении его торопливая речь.

— А вы кто вообще? — запоздало спрашиваю я, но мужик меня уже не слышит.

Толстяк оказывается распорядителем чего-то там. От жары он плавится и бормочет нечленораздельно. Но, как только мы садимся в комфортный минивен с включенным на всю катушку кондиционером, он оживает.

— Роман, зовите меня просто Роман, — мужчина растекается на сидении, обмахиваясь измочаленным листом бумаги. — У нас нет таких длинных имен. А фамилию все равно исковеркаете. Тут у меня, — он открывает портфель, лежащий рядом, — все данные для вас. Адреса, телефоны с нужными номерами, расписание.

Нам вручают пухлые конверты и я с удивлением достаю оттуда мобильный телефон, о существовании которых я вообще забыл. Этот же очень древний — хоть и тонкий, но раскладной и с кнопками.

— Так-то я не умею, — стучит Роман себе по виску. — Я на быстром наборе, на единичке. Что случится — сразу мне звоните. Вопросы если возникнут, тоже не стесняйтесь. Лучше я на них отвечу, чем потом вытаскивать вас из…

Он умолкает, с опаской глядя на нас. Боится подать интересную идею для досуга?

— И, раз никто из вас, кроме господина Володи не знает языков, что тут в ходу, советую на улицу лишний раз не выходить. До ритуала есть большой риск попасть в неприятности. Константинополь — город, населенный слишком разными людьми. Тут особого отношения, — мужик указывается на мой браслет, — к вам не будет. Не все знают, что это значит.

Мы согласно киваем, но я вижу, как у Каритского загораются глаза. Конечно, будет он сидеть взаперти, главный столичный весельчак.

Меня сильно отвлекает от его наставлений происходящее за окном. Разномастные узкие дома, надстроенные и перестроенные. Яркие вывески, путаница улочек. И много, очень много машин и людей.

Мы проносимся по набережной, мимо сверкающей глади воды, проезжаем мост с сотней летающих над ним чаек и углубляемся в старый город, медленно пробираясь по улицам.

Судя по карте, лежащей в конверте, отмеченное место нашего жилья почти в центре по левую сторону пролива. До храма всех богов минут десять пешком.

Саша возмущенно осматривает тротуар, шириной сантиметров тридцать и жирного кота, дрыхнувшего на ступеньке входа в пятиэтажный облезлый дом.

Я задираю голову наверх и вижу крошечные балконы по всему фасаду. От одного из них на другую сторону улицы протянуты веревки и на них развиваются какие-то тряпки и огромный семейные труселя ярко-красного цвета.

— Мы тут будем жить? — брезгливо спрашивает Каритский и вздрагивает, тоже замечая главный флаг улицы.

— Не обращайте внимания, — отмахивается Роман, опять начинающий потеть и тяжело дышать. — Место спокойное и приличное. Внутри все гораздо лучше, чем снаружи. Тут это нормально.

Нас располагают на третьем этаже, в конце длинного узкого коридора, друг напротив друга. Мне достается жилище с видом на улочку и труселя.

Но распорядитель оказывается прав. Внутри обстановка приличная, я даже сказал бы шикарная. Хотя возникает чувство, что здесь просто накидали шикарных ковров и развесили вычурные картины, для галочки.

Главное, что есть кондиционер, просторная ванная комната с душем и огромная кровать. Я только это и замечаю, намереваясь воспользоваться всеми тремя.

Но сначала ко мне нагло врывается Саша. Вихрем проносится по квартирке, пристраивается на кровати, выглядывает в окно и уходит. Из коридора слышится настойчивый стук и возмущенный крик Олега.

Потом приходит Богдан и просит поменяться с ним жильем, потому что число тридцать пять его всегда «угнетало». А именно под этим номером его и поселили. Я даже спрашивать не хочу об этой фобии, просто молча переношу свои вещи туда, оказываясь еще ближе к бельевой веревке.

Не успеваю я взяться за ремень, опять врывается Каритский и несколько секунд подозрительно на меня смотрит. Встряхивает головой и повторяет странные действия по тщательному досмотру.

Когда в мою дверь стучит Володя, я распахиваю ее так резко, что отрываю ручку.

— Что? — рычу я на него.

— Извини, Игорь, — он пятится. — Я позже зайду.

— Что случилось? — успокаиваюсь я и озадаченно верчу в руках оторванную фурнитуру.

Не хотелось бы звонить Роману через полчаса после заселения и сразу с порчей имущества.

— У меня опять было видение просто, — прорицатель краснеет. — Про тебя, ну и про… Такое же. Мне наша верховная сказала, что нужно обязательно говорить людям о том, что видел. Когда повторяется одно и то же.

Боги, серьезно? Опять влажные фантазии. Рыжая за несколько тысяч километров, а он все туда же. Ну какая, мать его, принцесса в этой дыре? Тем более в пустыне. Я гашу злость и вздыхаю: