В какое-то мгновение он испугался при мысли, что Лиза обладает такими же сверхъестественными способностями к передвижению в воде, как красотка, о которой рассказывал небритый парень на пляже. К счастью, его опасения не подтвердились, и вскоре они уже повернули обратно.

Море было такое тихое, что казалось неподвижным, с неслышным плеском целуя берег и изредка наползая на него завитком крошечной волны. Солнце сквозь прозрачную воду освещало песчаное дно. Поверхность воды роняла на песок расплывчатые тени, испещряя его легкими пузырчатыми очертаниями, похожими на изъяны в стекле.

– Знаешь, почему я просто балдею от моря? – крикнула Лиза, в то время как вода тянула ее за волосы.

– Нет.

– Потому что его невозможно переплыть.

– Ну, не скажи. Оно тоже кончается, как и все на свете.

– Не прикидывайся. Чтобы увидеть, где оно кончается, без техники не обойтись. Какой в этом интерес, если надо пользоваться техникой. Я имею в виду вот так – только собственными силами.

– Ну, так, конечно, не переплывешь.

Лиза сделала паузу, чтобы нырнуть и несколько раз перекувыркнуться. Такая неуемность восхищала Ника.

– А знаешь, – сменила она тему, проделав очередной кувырок, – пока ты валялся на пляже, я довольно далеко заплыла и видела дельфина.

– Я не раз видел дельфинов, когда был в Малибу. Там, подальше от берега, вполне можно было напороться на целый косяк дельфинов, которые плавали в свое удовольствие – собственно, как и я. А однажды я на полном серьезе оседлал дельфина. Понимаю, что звучит не очень правдоподобно, но, тем не менее, правда. Я держался за его шею, если, конечно, так можно назвать это место у дельфина, и ехал на нем верхом. Там было очень глубоко, и течение было очень сильным. Оно-то и привлекло туда дельфинов. То же самое течение, из-за которого случилось столько кораблекрушений.

– Могу только позавидовать этому дельфину, – засмеялась Лиза.

И, ничего больше не говоря, она подплыла к Нику, обхватила его бедра ногами, обвила руками шею и обожгла взглядом своих серебристых глаз. В обрамлении влажных ресниц они были вторым на его памяти самым прекрасным и жутким видением – первым был Ниагарский водопад.

– Если хочешь, чтобы я поклялась, что всегда буду с тобой, я поклянусь, – предложила она, сдерживая смех.

– Сколько раз ты уже в этом клялась?

– Четыре или пять, и это было абсолютно искренне. – Она подняла руку в подтверждение своих слов. – Я никогда никого не бросала. Всегда бросали меня.

Ник зарылся пальцами в ее волосы, целуя ей шею, мокрую от воды. Она почувствовала, как напряглась его плоть, упирающаяся ей в бедро.

Я тебя не брошу. Ты и я… После всего того, что было… После стольких растраченных секунд, минут, недель, месяцев и лет моей жизни; душевных сил, которые на это потребовались; боли и хаоса, которые это породило… Ты для меня словно глоток свежего воздуха. А человек, как известно, без воздуха жить не может. И я не могу, ведь я человек.

Первые дни знакомства были настоящей идиллией.

Каждый день, каждый миг Ник открывал какую-нибудь мелочь, которая очаровывала и забавляла его.

Лиза обладала острым умом и за словом в карман не лезла. Они подолгу говорили обо всем на свете. Хороший разговор – как живое существо, импровизация, цветок которой распускается на твоих глазах. Случалось, они спорили, но то была всего лишь игра, а выбранные профессии приучили их к словесным поединкам.

Для любви нужно подходящее время, готовность ее принять и слепая удача. Одной ночи, проведенной вместе, оказалось достаточно, чтобы они поняли, насколько опутаны колдовскими чарами… или волшебством, в зависимости от восприятия.

Они часто смеялись. Нику это было в новинку: Анна никогда не отличалась красноречием. А Лиза манипулировала словами с ловкостью опытного оратора.

Вместе они изобретали самые утонченные шутки.

Они бродили в обнимку по городу, глядя на пожилые пары, которые с достоинством вкушали вино, сидя за столиками в кафе, а заодно демонстрировали свои вечерние туалеты. На молодых людей, одетых в шорты и цветастые рубашки, направлявшихся на дискотеку, где проведут всю ночь до утра. А стоило им посмотреть друг на друга, как их лица начинали светиться каким-то внутренним светом, и они целовались, не обращая внимания на лысого толстяка в кожаной куртке, который проходил мимо, сунув руки в карманы, а потом, обняв друг друга за талию, шли в какой-нибудь бар, гремящий рок-музыкой. И конечно же они не могли отказать себе в удовольствии полакомиться необычайно вкусным местным мороженым – джелато – в вафельных рожках.

Элизабет была свежа, как утренняя роса. Ему постоянно хотелось дотронуться до нее, поцеловать ее, ощутить ее кожу. Она без умолку болтала и отпускала остроумные реплики по поводу всего, что попадалось им по пути. Она замечала то, на что он никогда бы не обратил внимания, и у него складывалось впечатление, что многие вещи он видит впервые или смотрит на них с новой точки зрения.

Ее красота сразу бросилась ему в глаза. Но только теперь, наблюдая за Лизой в жизни, он по-настоящему увидел, как она неотразима. Как она спит, положив руку под подушку, разметав волосы вокруг головы подобно золотистым лучам. Как стонет она в сумраке комнаты, когда они задергивают шторы и полдня проводят в постели. Ее тело… о, упругие, чуткие волны ее тела! Тайна и простота. Загадочность и сладость. Когда он нежно проводит рукой по ее бедрам, к бутону ее лона, она мгновенно откликается на его ласку, и цветок готов раскрыться. Она так красива, что, кажется, ему никогда не надоест смотреть на нее и прикасаться к ней.

Конечно, и у нее есть недостатки: она упряма, порою капризна и немного сноб. Но все это не имеет значения, в каком-то смысле это даже придает ей еще больше очарования. Впрочем, она не упряма, а своенравна, не капризна, а взбалмошна; и не такой уж сноб, просто у нее есть здравый смысл, она знает себе цену и требовательна к себе и окружающим.

Голос ее мог звучать необыкновенно чувственно. О любом пустяке она умела говорить так, словно то, что она сказала, имело глубинный смысл. Но мог ее голос звучать и очень твердо, даже властно. Когда, к примеру, взглянув на часы, она заявляла, что ей пора на съемочную площадку. К счастью, съемки продлились недолго.

Ник постоянно не знал, чего от нее ждать, и это, с одной стороны, заставляло его испытывать неловкость, а с другой – подогревало интерес.

Он часто подмечал, что она смотрит на него так, будто раньше никогда не видела; казалось, она изучает его.

С Элизабет он, возможно, впервые чувствовал себя по-настоящему счастливым, благодаря ей он мог заглянуть за пределы обыденного.

– Вся моя жизнь до того, как я встретил тебя, – как-то признался он ей, – была пустой. Я хочу сказать… Эйнштейн полагал, что человек, считающий свою жизнь бессмысленной, не только несчастлив, но едва ли способен жить. Вот и со мной что-то в этом роде. Без тебя моя жизнь теряет всякий смысл. Без тебя я не хочу жить…