Теперь пришел черед лиса расхохотаться. Оказывается, вдали от брата-тирана эта девушка способна проявить остроумие!

Улыбка Софии померкла. Она вскочила с бревна, подхватила корзину и поспешно вернулась на тропинку, но, прежде чем уйти, промолвила:

– Спасибо, что рассмешил меня, лис. Надеюсь, мы больше не встретимся на этом месте.

Вечером, когда Койя поделился своим рассказом с лесными зверями, Лула в отчаянии всплеснула крылышками:

– Ничего-то ты не разузнал! Только заигрывал с девчонкой, и все.

– Это лишь начало, птичка. Не нужно торопиться, – сказал Койя и щелкнул зубами над головой соловьихи.

Лула заверещала от ужаса и под смех Рыжего Барсука взлетела на самую высокую ветку.

– Видишь? – ухмыльнулся Койя. – Опасайся тихонь.

В другой раз, когда София отправилась к вдове, лис вновь последовал за ней. Девушка опять села на бревно посреди полянки и горько заплакала.

– Скажи мне, София, отчего ты плачешь? – спросил Койя, вспрыгнув на другой конец бревна.

– Ты снова здесь, лис? Разве не знаешь, что мой брат ходит поблизости? Берегись, он тебя поймает!

– На что твоему брату сдался желтоглазый мешок с костями, полный блох?

София грустно улыбнулась.

– Да, желтый – плохой цвет, – признала она. – Ты, наверное, много всего видишь такими большими глазами.

– Расскажи, что тебя печалит, дева, – попросил Койя.

Вместо ответа София достала из корзины головку сыра.

– Хочешь? – предложила она.

Койя облизнулся. Он все утро караулил Софию и потому не успел позавтракать. Однако умный лис знал, что нельзя брать пищу из человеческих рук, даже таких изящных и нежных. Видя, что зверь не проявляет интереса к угощению, девушка пожала плечами и сама откусила кусок сыра.

– А как же голодные вдовы? – полюбопытствовал Койя.

– Да пусть хоть околеют, – с досадой бросила София и вновь вонзила зубы в сырную голову.

– Почему ты от него не уйдешь? – задал следующий вопрос лис. – Ты не уродина и легко могла бы найти себе мужа.

– Не уродина? А с желтыми глазами и огромными ушами, значит, была бы просто красавицей?

– По крайней мере, от поклонников отбоя точно не было бы.

Койя рассчитывал снова позабавить девушку, однако София лишь вздохнула. Ветер подхватил ее скорбный вздох и вознес в свинцово-серое небо.

– Мы переезжаем из одного города в другой, – сказала она. – В Балакиреве ко мне почти посватался парень, но брат не позволил нам встречаться. Я еще надеюсь, что он женится или выдаст меня замуж, но надежда эта тает с каждым днем. – Глаза Софии наполнились слезами.

– Ну, будет плакать, – сказал лис. – Я всю жизнь только и делал, что выбирался из ловушек, так неужели же не придумаю, как тебя вызволить?

– Если тебе удалось выбраться из одной западни, это не значит, что ты не попадешь в другую, – возразила София.

Тогда Койя похвастался, как перехитрил собственную мать, собак и даже Ивана Гостова.

– Ты – большой умник, – похвалила девушка.

– Не просто большой, – сказал Койя, – а самый большой умник на свете. И это все решает. А теперь расскажи мне о своем брате.

София посмотрела на солнце в небе. Время перевалило за полдень.

– Завтра, – пообещала она. – Когда вернусь.

Девушка оставила сыр на бревне и ушла. После этого лис недоверчиво обнюхал угощение. Огляделся по сторонам и… одним махом проглотил всю головку, даже не вспомнив про бедных голодных вдов.

Койя понимал, что должен вести себя как можно осторожнее, если намерен разговорить сестру охотника. Он не понаслышке знал, что такое оказаться в капкане. София провела в неволе много лет; более слабое создание на ее месте предпочло бы и дальше жить в страхе, нежели воспользоваться шансом на свободу.

На следующий день лис спрятался за кустом на опушке и стал дожидаться возвращения Софии. Наконец девушка появилась. Она с трудом тащила вверх по холму салазки, которые были нагружены узлами из одеял, туго перевязанными бечевкой. Под их тяжестью полозья салазок утопали в снегу. Добравшись до опушки, София остановилась и робко позвала:

– Лис, ты здесь? Койя?

Только тогда Койя покинул укрытие. Завидев его, София радостно улыбнулась. Она села на бревно и заговорила о своем брате.

Юрек вставал поздно, но никогда не забывал помолиться. Каждое утро он обливался ледяной водой и съедал на завтрак полдюжины яиц. Иногда ходил в трактир, иногда чистил шкуры, а порой куда-то исчезал.

– Вспомни хорошенько, – попросил Койя, – есть ли у твоего брата что-то, чем он особенно дорожит? Может быть, он всегда носит при себе иконку? Какой-нибудь амулет или просто клочок материи, с которым никогда не расстается?

София задумалась.

– В кармашке для часов брат носит небольшой кисет, подарок одной старой женщины, которую он много лет назад спас из реки. Мы были еще совсем детьми, но Юрек уже тогда выглядел крупнее остальных ребят. Когда старуха упала в реку Сокол, он прыгнул за ней в воду и вытащил на берег.

– Значит, он бережет этот кисет?

– Да. Юрек даже спит, зажав его в кулаке.

– Должно быть, эта старуха – ведьма, – заключил Койя. – А кисет и есть та волшебная вещица, что помогает твоему брату бесшумно передвигаться по лесу и не оставлять следов. Ты должна выкрасть у него амулет.

София побелела как полотно.

– Нет, нет, – залепетала она, – я не могу. Братец хоть и храпит, но спит чутко, и, если увидит, что я без спросу зашла в его спальню… – Девушка задрожала.

– Встретимся на этом месте через три дня, – решил Койя. – Я придумаю, как быть.

София встала и стряхнула снег со своей ужасной накидки, потом грустно посмотрела на лиса и промолвила:

– Не проси от меня слишком много, лис.

Койя шагнул к ней ближе.

– Я освобожу тебя из этой западни, – сказал он. – Без магического амулета твой брат превратится в обычного человека. Ему придется осесть на одном месте, а ты найдешь себе жениха.

София намотала на руку веревку от салазок.

– Может быть, – вздохнула она. – Но сперва я должна найти в себе смелость.

День, ночь и еще один день добирался лис до болота, где рос омежник, а добравшись, аккуратно выкопал небольшое растение. Яд, содержавшийся в корнях омежника, был смертелен, а для Юрека, знал лис, хватит и листьев.

Когда Койя вернулся с болот, среди лесного народа царил переполох: пропала кабаниха Тата вместе с тремя поросятами. На следующий день их сочащиеся жиром тушки поджаривались на вертелах над костром, разведенным на городской площади. Рыжий Барсук вместе со всем семейством решил уйти из леса, и другие звери тоже.