— Стой! Погоди! — Жуга метнулся вперед, сделал несколько шагов, но серебристая тень уже растаяла в воздухе, как соль в воде, и он остановился. Постоял, глядя в землю, повернулся к лесу. Огляделся.

— Реслав, ты, дурак? — окликнул он. — все испортил! Ну, где ты, давай, вылезай…

Реслав, чувствуя себя страшно неловко, вышел из-за дерева.

— Я это… Я не знал, Жуга. Прости.

— А… — махнул рукою тот. — Ладно… Я и сам должен был смекнуть, что ты придешь. А ты, оказывается, чуткий малый! Балаж-то спит небось?

— Без задних ног.

Жуга покивал задумчиво, посмотрел на Реслава.

— А я тебя недоценил, — сказал он. — Хорошо, что ты пошел со мной… Помоги мне, Реслав.

— Я? — опешил тот. — Кабы я мог…

— Ты можешь. Если пришел на свирель, не испугавшись, значит, можешь. Будем друзьями, Реслав.

Реслав, несколько робея, пожал протянутую руку. Жуга улыбнулся необычно по-доброму и как-то грустно.

— Ну, идем.

— Слышь, Жуга, — окликнул его Реслав. — А… кто это был там, на поляне? Хозяин?

Жуга обернулся.

— А? Хозяин? Нет, что ты… Это — древнее. Оно… — он замялся. — Я как-нибудь потом расскажу. Реслав, ты в Маргене был?

— Вестимо, был!

— А я вот не был. И Балаж не был. Что там, как, я ничего не знаю. Я, если хочешь знать, вообще в городах раньше не бывал. Так что, ты у нас теперь за старшого.

— Ну, смотрите, — усмехнулся Реслав. — Коли так, слушаться меня там как отца родного, ясно?

— Да уж, не темно… А, вот и ручей уже!

Оба напились воды, умылись. Небо уже посерело, на востоке занялась заря. Растолкали Балажа.

— Эк вы, охламоны… — проворчал тот, широко зевая. — В такую кромешную рань подняли… Выходим, что ль?

— С рассветом пойдем. — Жуга взял котелок, ушел за водой. Реслав раздул костер, вспомнил при этом о вчерашнем происшествии и, когда Жуга вернулся, спросил:

— Такая нелепица тут, Жуга. Помнишь наговор вчерашний?

— Ну.

— Я ведь, вроде, все правильно сказал… Да только дрова, вишь ты — нет, чтоб гореть — вверх понеслись. С чего бы, а?

— Вот как? — Жуга поднял бровь. — Забавно… А я-то думаю, что за шум был. Ты какой цвет выбрал? Зеленый?

— Зеленый. Может, твой наговор только для одного человека годен?

— Может быть… — Жуга бросил устанавливать котелок над огнем, потер подбородок. — Вверх, говоришь, полетели?

В голове у Реслава что-то щелкнуло; он вдруг ясно вспомнил, для чего затеял тогда Жуга ворожбу на дворе у Довбуша, и изумленно покосился на приятеля.

— Чудно… — пробормотал тот, тряхнул рыжей головой, улыбнулся виновато. — Я не знаю, Реслав. Как-нибудь потом разберемся.

Больше об этом не говорили. В котелке заварили душистый взвар, добавили меду из глиняного горшочка — Довбуш дал в дорогу. Каких-таких трав Жуга понапихал в котел, друзья не знали, но в голове сразу прояснилось, остатки сна улетучились без следа. Быстро собрались, закрыли черную проплешину дерном. Напоследок сняли с Реслава повязки. Ткань побурела, напиталась гноем, зато раны были чистыми. Балаж уважительно промолчал. Жуга кивнул довольно, поднял посох.

— Ну, двинули, — скомандовал на сей раз Реслав.

— Далеко Марген-то? — полюбопытствовал Балаж.

— К полудню там будем, — Реслав обернулся на Жугу. — Куда пойдем там сперва?

— На базар, — ответил тот.

— На базар? — опешил Балаж. — Это так ты хочешь Ганну искать?! Да что нам делать там, на базаре-то?!

— Смотреть. Слушать.

— А еще что?!

Жуга посмотрел ему в лицо, криво усмехнулся:

— Молчать.

* * *

Незадолго до полудня, как и предсказывал Реслав, показались cерые стены, островерхие крыши и шпили Маргена. Город был не то, чтоб очень уж велик, но для Жуги и Балажа и такой был в диковинку. Балаж был здесь всего раза три до этого, Жуга же вообще видел город впервые.

— Экая громадина, — пробормотал он. — Одного камня только сколько пошло…

Друзья миновали перекресток, другой. Все чаще стали попадаться груженые товаром повозки, верховые всадники. Вокруг города тянулись поля, зеленели небольшие сады. Возле самых стен петлей изгибалась река — неширокая, но глубокая Длава. Огромные, высотой в несколько саженей, ворота были открыты. Реслав остановился.

— Значится, так, — сказал он. — Смотреть за вами везде и всюду я, знамо, не смогу. Ежели потеряем друг дружку, то встретимся аккурат у этих вот ворот — уж их-то вы отыщете. Кошельки суньте за пазуху, что ли, а то сопрут, ахнуть не успеете. То же и мешки — по сторонам глазейте, да за котомки держитесь. Панам да ляхам дороги не заступайте. Все, вроде… Да! Лошадей да телег берегитесь — зашибут, улицы здесь узкие. Ну что, на базар?

Жуга кивнул, хотя уверенность его несколько поколебалась, и трое приятелей, миновав ворота, вошли в Марген.

Реслав сразу же свернул в путаный лабиринт узких, вымощенных камнем городских улочек, уверенно направляясь к базару. Множество прохожих шли в обе стороны, на троих путников никто не обращал внимания. Было прохладно — высокие дома в несколько этажей отбрасывали густую тень. Иные улочки были узки до невозможности — переплюнуть можно, но попадались и кварталы мастеровых, где могли разъехаться две телеги.

— Богатые дома ближе к центру стоят, — пояснял Реслав. — Там, конечно, просторнее, и улицы поширше будут, да только делать нам там нечего.

— Далеко еще? — спросил Жуга.

— Да нет, квартала два… Слышите?

Сквозь перестук молотков в мастерских и поскрипывание флюгеров на крышах слышался шум базара — крики, гомон людской толпы, музыка, смех. Реслав свернул еще несколько раз, друзья миновали булочную с большим жестяным кренделем на вывеске, откуда доносился сытный хлебный дух, и втянулись в людскую круговерть городского рынка.

Жуга впервые оказался среди такого большого скопления народа. Да и Балаж чувствовал себя неуютно. Толпа бурлила на большой базарной площади, щупальцами заползала в близлежащие улочки, кружилась водоворотами меж ларьков и палаток. «Базарный день!»— заметил Реслав. На углу жарили требуху, продавали на менку целую горсть. Балаж примерился было подзакусить, да Реслав отговорил. Пошли дальше.

Тянулись палатки торговцев, кричали зазывалы. Друзья не знали, куда и смотреть, столько всего было вокруг. Вот веселый бородач развесил под навесом яркие лубки, рядом продают глиняные свистульки — толчется ребятня. Тут куски крашеной ткани, там платье, дальше — больше: обувь на любой вкус и размер, крынки — корчаги, стекло, корзины плетеные, шляпы разные, ведра-бадьи, шайки-лейки… Какой-то узколицый голубоглазый малый в немецком платье торговал зеркалами. Зеркала были на диво ровные, ясные, бросали в толпу яркие блики солнечных зайчиков. Жуга поднял голову, посмотрел на отразившуюся в зеркале скуластую физиономию с копной рыжих волос.