Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вечерами мы болтали, даже не помню о чем. О ерунде.
— Нюш, скажи… А вот ты пришла именно ко мне. Почему?
— А что, мешаю, да? — и сразу испуганные глаза, вот-вот рванется вещи собирать.
— Да нет, ну что ты, в самом деле, я просто так спрашиваю, ну… Да живи ты сколько хочешь…
Она выдыхает и мгновенно успокаивается — верит.
— А что тебе непонятно-то? Что — почему?
— Ну… У тебя своя жизнь, свои друзья. Мало ли. Неужели среди них — никого…
— Дело совсем не в этом.
— А в чем? Я и спрашиваю…
— Ты — хороший.
— Это ты ошибаешься, точно. Это не про меня.
Она уставилась на меня исподлобья, вот-вот полезет драться, защищать меня от самого себя.
— Ты добрый. Ты не врешь. Ты не такой, как другие.
— Я вру, и еще как! И часто. А доброта моя… Ну, может, зла прямо такого во мне и нет, но и доброты особой…
— Ты мне не врешь, понимаешь? Мне. И все, мне достаточно. И со мной ты добрый. И открытый. Я же для тебя тело — картина — девочка. Не больше. Но и не меньше. И ты этого никогда не скрывал, не требовал от меня больше, чем получаешь. Не пытался взять больше, чем я отдаю. Ко мне ты добрый, а что еще надо…
Она пожимает плечами, и я утыкаюсь ей в шею. И думаю о том, как я буду жить без нее дальше, если она…
Когда она снова пропала, я затосковал.
Сначала я пытался завалить себя работой, потом поехал к ней домой — в ее квартире жили незнакомые люди. А потом работа закончилась, и я начал пить. Сначала понемногу, но в одиночку, а дальше…
Весна пришла серая и слякотная, жить не хотелось.
Ню появилась в конце апреля — исхудавшая и какая-то встрепанная, как воробей. Влетела и повисла у меня на шее.
— Гоша!
И увидела пустые бутылки…
Она набрала полную ванну и засунула меня туда. Следом и себя. Так я и отмокал — постепенно. А когда более-менее отмок и попытался ей улыбнуться — заплакала…
— Почему ты пьешь?
— Мне пусто.
— Что такое пусто? Чего тебе не хватает?
— Тебя.
— Ты врешь!
— Тебе — нет. Тебе я не умею…
— Больше не пей!
— Больше не уходи…
— Раз ты просишь, не уйду.
— Я хотел тебя найти. Я пытался…
— Напрасно. Раз не прихожу, значит, так надо.
— А что с квартирой? И этот, как его, Алик? Что с ним?
— Все в порядке, Гоша. Квартиру я продала. А Алик… Его я убила.
— Что ты сказала?!
— Что я его убила.
— Нюша…
— Что?
— У тебя с головой — как?
— Как всегда. И вообще, теперь все хорошо…
— Теперь?
— Да. Теперь я смогу к тебе приходить, когда захочешь. Хочешь — рисуй, а хочешь…
— А раньше нет?
— А раньше мне надо было долг вернуть. И много разного другого сделать…
— Вернула?
— Да, весь, до конца. И еще кое-что осталось, могу не работать. Так мне приходить?
— Нет, не надо. Не приходи…
— ?..
— Ты просто не уходи. Не уходи — и все. Совсем…
Она осталась…
— Нюша, я сегодня поздно…
— Хорошо, я дождусь.
— Не надо, ложись спать, я тут сам…
— Хорошо.
Вернувшись, я находил ее спящей, свернувшись калачиком на узкой кушетке, прямо у входной двери. Рядом, на этюднике — клубника и плитка шоколада.
Я брал ее на руки и нес в постель.
— А шоколад-то зачем?
— Чтобы
