Эберо Ивелину удалось доказать свою непричастность к развратным оргиям Дидима. Но доступ ко двору оказался для него закрыт, а влиятельные прежде друзья пали либо отвернулись от него. Крах всех надежд оказался для него непереносим, и Эберо скончался, не дожив до пятидесяти лет.

Странным образом опала не коснулась Беретруды. Возможно, император счел ее невинной жертвой порочных умыслов брата и мужа. Она по-прежнему проживала в столице. Однако влияния ни она, ни сын ее Отто-Карл в Тримейне не имели. Вроде бы отпрыск древнего рода Дидимов покинул империю, уехав к тем дворам, где неизвестно было о скандальном прошлом семьи.

Об этом Сигвард слышал не от отца, а от Бранзарда, также постоянно проживавшего в Тримейне. Друг детства не соблюл семейной традиции и не стал воином. Полковник Рондинг не мог осудить за это сына, ибо пал в сражении, защищая от пиратов Северное побережье. Но и будь он жив, вряд ли сильно разгневался бы на Брана – разве что для вида. Бранзард получил университетское образование, правда, не в Тримейне, а в Фораннане, в совершенстве изучил законы и стал едва ли не самым молодым за всю историю членом Большого императорского совета. Ему прочили блестящее будущее, и вдовствующая госпожа Рондинг, несомненно, уже видела свое чадо на посту канцлера. Тем более что нынешний канцлер Сакердотис был уже преклонного возраста. Кроме того, учеба и карьера не помешали Бранзарду жениться. Жену он себе взял из Карнионы – тут семейные традиции были соблюдены. Рондинги, хоть и были тримейнским родом, уже давно мешали свою кровь с южной. С другом детства Сигвард виделся редко – лишь тогда, когда дела службы призывали его в столицу, но они по-прежнему приятельствовали, и благодаря Бранзарду Сигвард мог узнавать, что творится не только на улицах и площадях Тримейна, но и во дворцах и судебных залах.

Только это его не слишком волновало, по правде говоря. За пятнадцать лет, минувших со дня его отъезда в армию, он отвык связывать себя и с Тримейном, и с Веллвудом. Он не думал, что когда-нибудь обзаведется семьей. Для того чтобы продолжить род Веллвудов, теперь имеются законные наследники. А его дело – служить. Сейчас он капитан, но, по сути дела, от полковничьих его полномочия мало чем отличаются. А через несколько лет он и станет полковником. Или раньше, если начнется война. Он мог бы купить себе звание, вряд ли отец отказал бы ему в деньгах, но Сигвард этого не хотел. Получит он полк и без того, и пусть говорят, что бастарду и сыну простолюдинки подобная гордость не пристала.

А дальше – как Бог положит. Если он проживет достаточно долго, может стать полевым маршалом – это высшее звание, которое может заслужить боевой офицер, не принадлежащий к знатнейшим семьям империи. Но об этом пока мечтать нечего. Нынешняя забота – Крук-Маур с его гарнизоном. Забота, которая, следует признать, существенно выросла после того, как в Крук-Мауре открылось капитанство ордена святого Барнабы Эйсанского.

Вот уж его, по мнению Сигварда, следовало отправить на Север, сражаться с пиратами – барнабиты славились прежде всего своим галерным флотом. Но адмирал Убальдин не желал иметь соперника в лице Великого Магистра, подобно тому как Лига Семи Портов соперничала с орденом святого Барнабы в борьбе за контроль над Южным побережьем. А потому Лига вытесняла барнабитов в глубь материка. Капитану Нитбеку по званию не полагалось быть осведомленным о таких материях, но он же был не слепой и не глухой. И если барнабиты появились в Крук-Мауре, так неспроста. И кавалер Фусбер, возглавлявший местных барнабитов, не иначе как стараниями адмирала оказался подчинен начальнику местного гарнизона, то есть ему, Нитбеку. Хороший удар по рыцарской гордости. Вдобавок за последние сто лет барнабиты привыкли, что они – первые герои и молодцы во всем Южном пограничье. Но и ребята Нитбека тоже были не новобранцы необстрелянные, и наличие двух орлов в одной берлоге постоянно приводило к стычкам наподобие нынешней.

И это еще была наименьшая из проблем.

А наибольшая – та причина, по которой их сюда направили. И по которой Крук-Маур, считавшийся прежде городом, далеко отстоящим от границы, нынче требовал укрепления обороны.

Причина эта в данный момент называлась Абдрахман ибн Хусейн ас-Дандани. Язык сломаешь, пока произнесешь это басурманское имя. Солдаты, не утруждаясь, именовали его просто Рахманом. А его головорезов – рахманами.

Бранзард, когда Сигвард рассказал ему об этом, в ответном письме сообщил, что по-арабски «рахман» вроде бы значит «милосердный».

Смешно.

Хотя вообще-то ничего смешного не было.

Как уже говорилось, формально между империей и эмиратом Зохаль был мир. А вышеназванный Абдрахман не занимал никаких постов ни в армии, ни при дворе эмира, и считалось, что набеги он предпринимает исключительно по собственному своеволию. А в действительности Абдрахман, будучи любимым племянником эмира, сыном его младшей сестры, вряд ли действовал без дядюшкиного одобрения.

Прибрежные города империи были хорошо укреплены. А вот на суше вдоль самой границы заставы были редки. Ибо христианские земли от басурманских отделяла естественная преграда – пустыня. Но Абдрахмана эта преграда не останавливала. Вот уж верно – бешеному псу вода ни к чему.

В отличие от других высокородных воинов Аллаха, в течение столетий точивших – и тупивших – свои сабли о Южную границу империи, Абдрахман приходил не затем, чтоб завоевывать. Для этого ему, прямо скажем, недостало бы людей. И уж конечно, не для того, чтоб насаждать среди неверных ислам. Неверные, по мнению Абдрахмана, годились только на то, чтоб их грабить. И убивать. Для этого у него хватало и сил, и желания.

У Сигварда тоже было свое мнение. Хватит отбрехиваться. Направить полный кавалерийский полк, усиленный артиллерией, да барнабиты с моря поддержат – этого хватит, чтоб дойти если не до аль-Хабрии, главного города эмирата, как это когда-то сделал легендарный предок Брана, то до Дандана, гнездилища рахманов, – и выжечь его.

Эмир открещивается от действий племянника (если слово «открещивается» применимо к мусульманину), так пусть слопает. И это было единственное, в чем взгляды Сигварда полностью совпадали с взглядами кавалера Фусбера.

Увы, приказ, полученный в Тримейне, толкований не допускал. Только обороняться. Впрочем, его величество тоже можно понять. При морских мятежниках, угрожавших Тримейну и Эрду, и усилившихся в последние годы протестантских волнениях в Карнионе он не желал рассеивать силы и вести войну на Юге.

Но если дела и дальше так пойдут, дождутся тримейнские политики того, кто объединит эти ханства, эмираты и княжества – и покатится волна до самой Древней земли…

Отличная мысль. Самое удовольствие для летнего утра. То есть это по-здешнему лето, а у приличных людей – ранняя весна. В лесах вокруг Веллвуда, поди, и снег не везде растаял. А тут настоящей весны и не бывает. Была-была зима – тоже ненастоящая, похожая на осень: гнилая сырость, пронзительный ветер с моря и дожди, а потом оглянуться не успеешь – начинает печь. А если ветер – то из пустыни, от которого голову ломит. Скельского, что ли, выпить? Здесь оно – не бог весть что, но жажду утоляет. Лучше бы пива с ледника, но в Крук-Мауре нет ни ледников, ни пива…