В стране все ходит ходуном, а Джону и горя мало. Вместо того чтобы слушать Рузвельта, беседующего с нацией «у камина»[17], он шел на танцы, вместо Nation[18] — листал роман о лорде Мельбурне[19], вместо собраний «Молодых демократов»[20] сидел в Хэсти Пудинг[21]…

А что с него возьмешь? Богатый юноша из важной семьи. Да, изучать всю эту политику он, пожалуй, готов. И даже — успешно. Но участвовать?! Не-ет. Футбол и девушки куда веселей.

Джон уже тогда ощутил повышенный градус внимания со стороны женщин и пользовался этим. Девушки его баловали, сменяя друг дружку: на той неделе Джувел, на этой — Бетти, на будущей — Кенни… Иногда они перепутывались. «Эта сказала «нет»? Ерунда — другая скажет «да», — вспоминала годы спустя одна его тогдашняя симпатия. — Бывало, он просто не помнил, как зовут новенькую. Говорил: «Привет, детка» — и все. Он был невероятно обаятелен и привлекателен, но не настроен на долгие ухаживания и быстро переходил к делу. С Джеком были связи у нескольких моих подружек. Обычно они не принимали это уж слишком всерьез. И очень умно делали».

Отец, который и сам был весьма и весьма не промах по этой части, все же предпочел бы, если бы Джек больше увлекался политическим бизнесом. И говорил об этом сыну. И сын с ним соглашался. Но менять свои увлечения не спешил.

Тем более что у отца становилось все меньше времени, чтобы внимательно следить за его успехами и поведением: в 1937 году президент Рузвельт назначил Джозефа Кеннеди послом в Великобритании, и Джо-старший отбыл в Лондон. Это был важный дипломатический пост и высшая ступень его государственной карьеры — стратегический плацдарм, захваченный им в американском истеблишменте до прихода основных сил — его наследников.

Дело в том, что американская политическая традиция позволяет человеку, однажды занявшему высокий пост, символически сохранять его всю жизнь (если, конечно, он не был изгнан оттуда с позором): президент (по крайней мере официально) не бывает бывшим, о нем всегда говорят «президент»; сенатора до последних дней зовут «сенатор», а посол остается послом.

Так было и с Джо Кеннеди.

3

Джон любил навещать отца в Лондоне. Роскошная резиденция. Автомобили «Роллс-Ройс». Светские дамы. Образ жизни плейбоя. Дружба с денди. Рукой подать до Парижа и Ниццы. В ту пору ни тревоги и беды Европы, ни проблемы собственной страны его всерьез не беспокоили.

Как-то, годы спустя, сотрудник Time Хью Сайди спросит его о Великой депрессии.

Джек положит ноги на стол…

— Я не помню депрессию, — ответит он. — В это время мы жили лучше, чем раньше. Дома становились все солиднее, слуг — все больше. Я узнал о депрессии в Гарварде.

«Он не имел понятия об очередях за бесплатным супом и о нищих, моливших о подаянии, — вспоминал Сайди, сам выросший на ферме в Айове и знавший, что такое бедность. — Джон был далек от реальности. Вел элегантную жизнь. Что вы хотите — сын миллионера, посла…»

Кеннеди искренне считал неравенство — социальное, имущественное, интеллектуальное, расовое, классовое — вполне нормальным, естественным. Это не значит, что он был расистом или, скажем, реакционером. Напротив: став политиком, он стремился всемерно облегчить жизнь неимущих, черных американцев и народов мира, которых считал угнетенными. Но при этом полагал, что «боль бедных и наша боль — разные вещи». А раз так, то разницу и дистанцию между ими и нами можно и нужно сократить, но не преодолеть. И это — правильно.

И здесь, в большой мере, он был наследником отца, считавшего, по ряду свидетельств, черных — обреченными на угнетенное положение, а евреев — опасными конкурентами. Возможно, в этом отношении частично кроется и приписываемое Джо Кеннеди-старшему «пораженчество» во Второй мировой войне. Сообщается о его желании всеми силами избежать включения США в войну, которую он предвидел, и о настойчивых попытках встретиться с Гитлером и лидером британских нацистов Освальдом Мосли, чтобы «прояснить» отношения Америки и Германии.

После провала британско-французской дипломатии на конференции в Мюнхене, когда для политиков уровня и широты видения Уинстона Черчилля угроза вооруженного конфликта в Европе встала в полный рост, позиция американского посла, стремящегося удержать США от вступления в будущую войну, представлялась угрозой британским национальным интересам.

Не удивительно, что британская контрразведка МИ-5 взяла Джо Кеннеди под наблюдение, а люди Черчилля сообщили Рузвельту, что считают подход посла к проблемам войны и мира опасными для отношений двух стран. Это был прямой намек на желательность его отставки.

В то же время Джо имел сведения о тайных переговорах Рузвельта и Черчилля, которые велись через посольство США, и об обещании Рузвельта выступить на стороне Британии в случае нападения Германии. При этом он заверял американцев, не желавших, чтобы их дети «умирали на чужой войне», что не собирается отправлять войска за границу. Если бы Кеннеди обнародовал эти сведения, то нанес бы президенту серьезный удар. Одновременно пошли слухи о том, что Джо лелеет тайные надежды политически атаковать Рузвельта, поддержать на ближайших выборах кандидата-республиканца Венделла Уилки, а то и выставить свою кандидатуру на пост президента.

Между Рузвельтом и Кеннеди назрел конфликт. Причем стороны располагали неплохим оружием. Рузвельт мог отправить посла в отставку, а Кеннеди — уличить президента во лжи.

Рузвельт не был бы Рузвельтом, если бы допустил это. И когда 26 октября 1940 года Джо прибыл в Вашингтон, президент немедленно пригласил его на «скромный семейный ужин» — в Белый дом. «Умираю, как хочу тебя видеть», — сказал ему Рузвельт по телефону[22].

Ужин прошел прекрасно. Уже 29 октября Джо, купив время на радио Columbia, выступил с получасовой яркой речью в поддержку президента. Ее передали 114 станций по всей стране. В войну Америка не вступит. Секретных обязательств нет. Голосуйте за Рузвельта. Что же случилось? Ничего особенного. Рузвельт обещал Кеннеди, что если тот поддержит его на президентских выборах 1940 года, то он поддержит его сына Джо-младшего на выборах губернатора Массачусетса 1942 года[23]. И все. Просто политика.