Днем Русалочий омут выглядел необычайно привлекательно. Только в его середине течение едва заметно шевелило водоросли и листья кувшинок. А ближе к берегам ряска затянула всю поверхность, и казалось даже, что это не вода, а ровный зеленый газон. Только вот наступать на него никому не рекомендовалось.

«А под ряской царство русалок», – подумал Веня.

– А почему этот омут Русалочий? – спросил он. – Вы ведь только о водяном говорите.

– Я больше про мельницу говорю, – ответил старик. – А над мельницей, как говорится, начальствовал водяной. Русалки вот здесь купались, бездельничали. Да и как в честь водяного назвать? Водяной омут, что ли? Так он и так водяной. А Русалочий покрасивее будет.

С этим ребята были согласны. Омут действительно назывался красиво – так же, как и выглядел.

– Русалки, они что? – продолжал Митрофаныч. – Только и умеют, что песни ночами петь, купальщиков пугать да на дереве качаться.

– На каком дереве? – не понял Веня.

– А вон на том. – Старик указал на большую старую иву, которая росла у самого омута, низко наклонившись над водой. – Улягутся на ветках и качаются, как на качелях.

– А водяной что делает? – с любопытством спросила Варя. – Ну, кроме того, что мельницы ломает.

– Да ничего хорошего он вообще-то не делает. Тиной обмотается, тиной подпояшется, шапку себе из куги сделает, на голову наденет... А голова у него острая, какой у человека и не бывает, и волосы на ней длинные, зеленые, и борода тоже зеленая. Ну вот, оденется он в тину да и высовывается по пояс из воды. Высматривает, не вздумается ли кому в омуте искупаться.

– А если кому-нибудь вздумается? – спросил Веня.

Он изо всех сил старался, чтобы голос у него не дрожал.

– Тогда лапищами своими схватит да и утащит под мельницу. В подводные свои комнаты, на безвозвратное житье.

– Зачем? – удивилась Варя.

«Странные все-таки люди девчонки! – подумал Веня. – Какой-нибудь ерунды боятся, например мышей. А про настоящие ужасы, про водяного, пожалуйста, спокойно расспрашивают».

Митрофаныч ответил на Варин вопрос с удовольствием. Видно было, что ему интересно рассказывать необыкновенные истории.

– А в кабалу к себе забирает, – охотно объяснил он. – Они у него под мельницей всякую работу делают. Воду переливают, песок перемывают. Мало ли какие у водяного дела! Вот поставит он работников их делать, а сам и на берег может вылезти.

– З-зачем? – спросил Веня.

При этом он быстро оглянулся на лес. Что и говорить, у Митрофаныча был настоящий талант рассказчика!

– Да так, пошутить чтобы. В какое-нибудь животное может вселиться. Вот, в свинью, например.

И Митрофаныч показал на Пятачка, который все норовил попить воды из омута. Но ему мешала ряска и водоросли. Поросенок даже фыркал пятачком, как человек на горячий чай, чтобы отдуть ряску от берега. Но когда он начинал пить, то прихлебывал воду вместе с зеленью. Похоже, ему это даже понравилось. Вкусные, наверное, были эти зеленые чаинки.

– Ну, в нашего Пятачка если кто-нибудь вселится, то только очень добрый, – засмеялась Варя. – У него просто самый добрый в мире характер. С ним всегда можно договориться.

– Вот и мой дед считал, что с водяным можно поладить. Хоть он и не такой добрый, как ваш Пятак. Моя бабка рассказывала, что дед столько подарков этому водяному надарил. На целый музей хватило бы!

Веня посмотрел в воду.

«Глянуть бы на этот музей хоть одним глазом, – подумал он. – Но тут, наверное, такая вода, что, кроме своих растопыренных перед глазами пальцев, ничего и не увидишь».

Он знал, что подобные речки совсем не предназначены для подводного плавания. И вода не очень прозрачная, и всяких водорослей полным-полно. Это в Красном море можно любоваться рыбками и кораллами, а здесь – Веня усмехнулся – только водяному и плавать.

Тут Пятачок вспомнил вчерашнее. Он побежал по открытой им подводной тропинке так легко, как балерина по сцене Большого театра. Митрофаныч даже отступил на несколько шагов, словно пытаясь спрятаться за куст, и присел.

– Что это он у вас? И впрямь необычный! Может, в него и правда водяной вселился? – с опаской спросил он. – Вон как по воде чешет!

– Он не по воде, а по дорожке, – засмеялся Веня. – Никто в него не вселялся. Вы всякие легенды рассказываете и сами начинаете в них верить. Я давно заметил эту особенность красивых историй. Чем больше их представляешь, тем больше в них веришь.

– А во все красивое веришь, – добавила Варька. – Все красивое – настоящее.

«Ага, увидела бы она красавца-водяного на коряге или русалку на иве, – подумал Веня. – От страха так бы завизжала, что и они бы утонули».

Но говорить об этом Варьке он не стал. Пусть думает, что все красивое – настоящее. Без учета водяных и русалок.

Веня с Варей без всякого удивления последовали за Пятачком. Митрофанычу ничего не оставалось, как осторожным шагом, кряхтя и балансируя для равновесия, пойти за ними. Несмотря на лето, он был в сапогах, поэтому не боялся промочить ноги.

– Ох-ох-ох! – вздохнул он уже оказавшись на сухом месте рядом с мельничным колесом. – Давненько я тут не был. Даже забыл про эту подводную дорожку.

– Как это? – удивился Веня. – И вы тут ничего не... – Он запнулся. – Не искали?

– А чего тут искать? – удивился старик. – Водяного, что ли?

Веня еще больше удивился непонятливости старика. Да он бы, если бы у его дедушки была такая мельница, перерыл бы здесь все до основания! На всякий случай.

– А тут особо ничего и не изменилось, – продолжал старик, расхаживая по закуткам мельницы. – Вот что значит камень. Дерево от воды гниет, а камню нипочем.

«Нипочем! – подумал Веня. – Возьмет этот камень, да и дверь завалит. Вот только с чьей помощью?»

И вдруг в провал стены ворвалась целая стая голубей! Они громко захлопали крыльями и уселись на знакомые, как было видно, полочки под потолком.

– А вы откуда? – удивился Митрофаныч. – Беляш, Сизарь, Пузырь!

Он не просто так произносил эти слова – ясно было, что он называет голубей по именам. Значит, это его голуби?

За стеной что-то грохнуло. Посыпались мелкие камушки. Явно не птички там пролетели!

Веня выскочил в соседнюю комнату, но увидел лишь оседающую пыль. И сразу же раздались шлепки по воде. Наверное, по тропинке кто-то убегал к берегу. Вряд ли это был водяной!

Хотя... Сейчас казалось, что все может быть.

Кто больше всех испугался, трудно сказать. А вот кто меньше всех – легко. Конечно, Пятачок.

Его уже и голуби не интересовали. Он первым выскочил на площадку к мельничному колесу и уставился на подводную дорожку. Но над ней только колыхались волны, оставленные чьими-то ногами. Вряд ли водяной так усердно шлепал по воде. У него, наверное, более осторожные шаги.