Перл смотрела в изумлении на надменный и беспечный профиль мальчика.

– Боже правый, – сказала она.

Несколько долгих минут они ехали по дороге, не сильно отличавшейся от проселочной. Перл видела другие дороги, ответвлявшиеся от этой и уходившие петлями вдаль. Часть земли была расчищена под пастбища, но животных не было видно. Виднелось несколько маленьких деревянных загонов, тонувших в зарослях.

– Вы здесь разводите животных? – спросила она.

– Нет, это со времен деда Аарона. Прадеда, на самом деле. Он сделал состояние на животных, так или иначе. Дети все тебе о нем расскажут. Они от него без ума. Для меня он простой мясник. Но удачливый в деньгах.

«Бьюик» обогнул болото, за которым проглядывало море. Среди пышно разросшихся камышей и спартины на берегу стояло одинокое дерево. Высоко в его ветвях виднелось дощатое сооружение, детский домик.

– О, – воскликнула Перл. – У меня был такой. Мило здесь, правда? Острова такие милые. Это совершенно другой мир. Мне это нравится, – она понизила голос, чтобы Джо ее не услышал. – Мне нравится, как ты полюбил меня и привез сюда.

Ветви деревьев хлестали и царапали бока машины. Перл услышала издалека приятный перезвон церковных колоколов.

– Только не говори мне, что у вас тут своя часовня на острове, – сказала она беззаботно. – Или материковый бог недостаточно хорош для Томасов?

– Это просто дети играют с колоколом на доме, – сказал Уокер.

Затем Джо обогнул острый угол, и перед ними предстал дом. Колеса крутанулись на песке, и голова Перл легко качнулась от встряски. Небо было синим, кипуче-синим и живым. Оно заряжало Перл энергией, памятью, своего рода дееспособностью. Память возникала не через какой-то опыт, который она могла вспомнить. Это была почти химическая память, что-то врожденное. Безошибочная память.

Машина остановилась.

– Ну вот мы и приехали, – объявил Уокер Перл, а мальчику сказал: – Тебе нельзя забивать гвозди, Джо.

Джо пожал плечами и зевнул, явив огромный ком жвачки во рту. Перл отметила, что вспотела. Джо, казалось, смотрел сквозь нее. Взгляд у него был бдительным и влекущим, но ни на что не направленным. Перл почувствовала облегчение, когда он неожиданно повернулся и побежал к другому мальчику, возникшему из дома. Голову мальчика как будто покрывали перья.

Дом на первый взгляд показался Перл более-менее знакомым. Словно сезонный отель. Один из тех, в которых она, разумеется, никогда не бывала, но тем не менее могла узнать. Обширное трехэтажное строение с мелкой черепицей на крыше. Несколько комнат имели балкончики, на которых стояли потертые парусиновые стулья. Казалось, дом строился постепенно и довольно хаотично и при всей своей вычурности сохранял небрежность и простоту, которые порой богатые напускают на свои жилища. В окнах были старые граненые стекла, слегка выдававшиеся. Дерево было теплым и гладким, как кожа. Тут и там виднелся затейливый барочный декор. На крыше был флюгер в виде человека, стреляющего в волка. Второй этаж отделялся от первого ободом более светлого дерева, обильно декорированного. Перл показалось, что это резвящиеся путти[10], хотя она не могла сказать наверняка. Дом опоясывала широкая веранда, на которой играли полдюжины детей. Некоторые совершенно голые.

– Уокер! Уокер! – кричали они радостно.

На мгновение его имя стало единственным словом, которое Перл различала в этом многоголосом гвалте. Затем крохотная девчушка тронула Перл за руку и пролепетала:

– Я проглотила зубик, но Зубная фея все равно дала мне четвертак.

Девчушка ощупала платье Перл.

– У тебя есть что-нибудь красивое, что бы ты хотела отдать мне? – спросила она.

– Не будь невежливой, Свит, – сказал Уокер. – Это Перл. Трип, Питер, Джонни, это Перл[11].

Дети смотрели на нее насмешливо и задиристо.

– Привет, Перл, – сказали они мягко.

Уокер открыл дверь.

– Хочу показать тебе наши комнаты, – сказал он.

Они вошли в длинную, широкую переднюю, с лестницей, поднимавшейся в самом конце.

– Здесь библиотека, – сказал Уокер. – Мы потом спустимся сюда на коктейли.

Перл заглянула туда и увидела большой камин с тяжелой дубовой аркой и россыпь удобных стульев и ковриков, красных и розовых. В углу два мальчика играли в настольную игру. Они не стали отвлекаться.

Из другого конца передней Перл почуяла хлебный запах и услышала, как мягко напевает женщина. Она пошла за Уокером к лестнице. В доме было тепло, почти душно. Даже внутри дерево имело гладкий, бархатистый вид, широкие доски пола были почти белыми от возраста и чистки. На стенах висели в рамках детские рисунки рядом с двумя масляными работами Пикассо, акварелью Сарджента и несколькими рисунками Блейка.

– Это настоящие? – спросила Перл, щурясь.

– Блейка копии, – сказал Уокер.

Христос благословлял детей. Добрый и злой ангелы боролись за ребенка.

Второй этаж был светлее. Там ощущался чуть неприятный запах. Комнаты, мимо которых они проходили, были определенно детскими. Уокер сказал ей, что многие из этих детей приемные. Его брат, Томас, обожает детей. Он собирает их много лет, всевозможных бродяжек и подкидышей, и обеспечивает им долгое и привольное детство, давая полную свободу. Томас поддерживает их фантазии. Томас прививает им светские манеры и интеллектуальный голод. У Томаса достаточно денег, чтобы делать, что ему угодно, а угодно ему образовывать детей в соответствии со своими интересами.

– А какие у Томаса интересы? – спросила Перл.

Они одолели очередной лестничный пролет. Перл дышала с трудом. Она облизнула губы, все еще соленые после морского плавания. Над головой у нее была стеклянная крыша, над которой раскинулось небо, расчерченное красными штрихами.

– Мы будем в том конце, – сказал Уокер. – Из комнаты приятный вид на луг и море.

Перл посмотрела через его плечо на землю за окном с частыми рамами. На западе, вблизи пестрой рощи, был бассейн. На севере – песчаная скала, каменистый пляж и море. А к югу расходились всевозможные дворовые постройки за извилистыми каменными стенами, и среди них был причудливый каменный домик с крышей из дерна.

– Перл, – сказал он.

Она пошла за ним. Его костюм был чудесного золотистого оттенка, точно луг.

В комнате, в которую они вошли, стояла кровать с медной спинкой. Часть декора изголовья была погнута или поломана. Комната была просторной. В шкафу висела одежда Уокера. На сосновой конторке лежала его расческа.