она задрала ноги на скамейку и устроилась поудобнее, чтобы хорошенько полежать на моем члене.

К черту мою жизнь.

Держа руки в воздухе и подальше от ее тела, потому что обвинение в сексуальном домогательстве было мне нужно так же, как и дырка в голове, я огляделся в поисках кого-нибудь, кто мог бы мне помочь, но никто не пришел. В коридорах, к счастью, не было взрослых.

К черту эту школу.

Я думал о том, чтобы убежать, но я едва мог сбросить девушку с себя. Да, потому что разбить ей голову было недостаточно, блядь, плохо. Итак, я просто сидел, оставив ее голову у себя на коленях, когда ее щека прижималась к моему члену, и молился Богу, чтобы он дал мне силы игнорировать чувства, растущие внутри, и не получить эрекцию.

Помимо очевидной причины ужасного выбора времени, мой член был травмирован. Ну, дело было не столько в том, что был сломан мой член, сколько в окружающей области, возбуждение могло привести к тому, что я потеряю сознание прямо рядом с ней. Но потом она захныкала, и звук вернул беспокойство, катастрофа была предотвращена.

Как будто у этого действия существовал собственный разум, моя рука переместилась к ее лицу.

— Ты в порядке, — уговаривал я, борясь со своей тревогой, а также желанием лелеять эту девушку, что было новым и в равной степени пугающим чувством для меня. Убрав волосы с ее щеки, я заправил темно-коричневые завитки ей за ухо, а затем продолжил гладить ее больную голову.

В том месте, где мяч соприкоснулся с ее кожей головы, образовалась внушительная шишка, поэтому я погладил область кончиками пальцев, используя легкое прикосновение. — Это нормально?

— Ммм, — выдохнула она. — Это… хорошо.

— Хорошо, — пробормотал я с облегчением и продолжил поглаживание.

Слабый шрам привлек мое внимание там, где ее висок встречался с линией волос. Не думая о том, что я делаю, я провел пальцем по дюймовому углублению на коже и спросил:

— Что здесь произошло?

— Хм?

— Вот, — я провела пальцем по старой отметине. — Это откуда?

— Мой отец, — ответила она, тяжело вздохнув.

Моя рука замерла, когда мой мозг зарегистрировал ужасный по содержанию ответ. — Засыпаешь снова?

Когда она не ответила, я другой рукой осторожно потряс ее за плечо. — Шэннон?

— Хм?

Я постучал по старому шраму кончиком пальца и сказал:

— Ты хочешь сказать, что твой отец сделал это с тобой? — я старался говорить спокойно, но это было непросто, потому что внутри меня клокотало внезапное желание калечить и убивать.

— Нет, нет, нет — прошептала она.

— Значит, твой отец этого не делал? — мне нужно было подтверждение. — Он точно этого не делал?

— Конечно, нет, — пробормотала она.

Спасибо, черт возьми, за это. Я выпустил воздух, который неосознанно задержал.

— Джимми?

— Я Джонни.

— Ох. Джонни?

— Да?

— Ты злишься на меня?

— Что? — вопрос, произнесенный так тихо, сбил меня с толку, и я уставился на нее сверху вниз, чувствуя желание защитить от всего. — Нет. Я не сержусь на тебя, — сказал я ей, делая долгую паузу, задерживая пальцы, прежде чем спросить:

— Ты злишься на меня?

— Я думаю, да, — прошептала она, возобновляя движение. Мои глаза закатились, и я подавил стон. Вот черт!

— Ты не можешь этого делать, — отрезал я, все еще удерживая ее голову.

— Делать что? — она удовлетворенно вздохнула, затем потерлась щекой о мое бедро. — Злиться?

— Нет, — выдавил я, снова удерживая ее голову неподвижно. — Злись сколько хочешь, просто перестань тереться головой о мои колени.

— Мне нравятся твои колени, — выдохнула она, закрыв глаза. — Они как подушка.

— Да, эм, ну, это мило и все такое… — я сделал паузу, чтобы еще раз обхватить ее лицо руками — Но мне больно, поэтому мне нужно, чтобы ты этого не делала.

— Делать что?

— Тереться об меня, — прохрипел я. — Вот так.

— Поэтому тебе больно? — она тяжело вздохнула и спросила:

— Ты тоже сломан?

— Возможно, — признал я, перемещая ее лицо на свое здоровое бедро, что ж, лучше на то, которому меньше больно. — Оставайся здесь, хорошо? Не двигайся — это была скорее просьба, чем приказ.

Подчинившись, она больше не двигала головой. Используя свободную руку, чтобы подавить напряжение, образовавшееся у виска, я подумал о том, в каком дерьме я буду.

Я пропускал занятия. Был голоден.

Сегодня вечером у меня была клубная тренировка.

Мы с Гибси договорились о занятии в спортзале сразу после школы.

Физиотерапия с Дженис завтра после школы.

В пятницу у меня был школьный матч.

На выходных у меня была еще одна тренировка с молодежью.

У меня был чертовски плотный график, и мне не нужна была эта драма. Несколько минут прошло в болезненном молчании, прежде чем она снова пошевелилась, и за это время я продумал в голове все причины, по которым мистер Туоми был некомпетентным директором. У меня образовался список длиной с мою руку, когда девушка снова попыталась сесть.

— Будь осторожна, — предупредил я, вертясь вокруг нее как наседка.

Я помог ей принять вертикальное положение и при этом умудрился соскользнуть со скамейки. Каждый мускул к югу от моего пупка протестующе закричал, но я не отодвинулся. Вместо этого я продолжил приседать перед ней, держа руки по обе стороны от ее талии, чтобы в любой момент поймать — Ты в порядке, Шэннон?

Ее длинные каштановые волосы упали вперед, закрывая ее лицо, будто одеялом.

— Я… я так думаю, — она медленно кивнула головой, глубоко нахмурив брови.

— Хорошо — я обмяк, мое облегчение было ощутимым.

Затем она наклонилась вперед, положив локти на бедра, открыв глаза и глядя в мои, и внезапно она оказалась слишком близко для комфорта — и это о чем-то говорило, учитывая, что не менее двух минут назад ее лицо было у меня на коленях.

Мы были слишком близко друг к другу.

Внезапно я почувствовал себя очень незащищенным.

Мои руки переместились с ее талии на бедра, автоматическая реакция на то, что женщина наклоняет свое лицо к моему. Я быстро одернул себя, убрав руки, чтобы вместо этого отдохнуть на скамейке.

Прочистив горло, я выдавил слабую улыбку:

— Ты жива.

— Едва ли, — прошептала она, вздрогнув, голубые глаза прожигали дыры в моих, изучая меня теперь с большей ясностью. — У тебя ужасный прицел.

Я рассмеялся над ее словами. Они были так далеки от правды, что я ничего не мог с этим поделать.

— Что ж, это впервые, — задумчиво произнес я. — Я не привык, чтобы меня критиковали за мою способность отбивать мяч.

Я не был прирожденным десятником, но у меня был приличный прицел и