— И там, на Венере, остались твои родные, жених, родные жениха, и они все тебя сейчас ищут?

Я немного смутилась такой постановкой вопроса, но все равно ответила:

— Да.

— А ты, при этом, собираешься на Марс?

В космическом челноке Клима Зегзицы всё ещё было полутемно, и лицо его я видела нечётко. Глаза в том числе. Но осуждение, отражавшееся в глазах Клима, мне не надо было видеть — я чувствовала этот осуждающий взгляд всей кожей.

— Да, я собираюсь на Марс, — с вызовом ответила я.

Лететь мне до Марса было долго, почти стуки. Естественно, я не сидела все это время на полу космического челнока, через несколько минут, после того как я допила свой чай, Клим Зегзица спросил меня, согрелась я или нет, и когда я сказала, что согрелась, он снял с меня одеяла, которыми я была укрыта, и попросил меня пересесть в кресло второго пилота.

В кресле мне было удобнее, но вокруг было всё так же темно. Я сидела, смотрела в темень космоса, Клим, отвернувшись от меня, листал свой планшет. Время тянулось. Я пыталась уснуть, но каждый раз, как я закрывала глаза, перед моим мысленным взором возникали горящие недобрым огнём глаза Эбрела. И сон не шёл.

— Что пишут? — спросила я Клима, устав от тишины и темноты.

— Пишут про взрыв «Валькирии» — ответил мне он, не оборачиваясь, — пишут, что Севелен Доньярт погиб. Что его тело сильно фрагментировано, почти ничего от его тела не нашли. Про тебя не пишут.

Я снова откинулась в своём кресле.

— Если твои родные будут тебя искать, — сказал мне Клим, — я покрывать тебя не буду. Я сразу сообщу, где ты находишься.

Меньше всего мне в тот момент хотелось представать пред светлые очи Карензы, которую я так опозорила, и Бэзила, которого я опозорила ещё больше. Но у меня была надежда на то, что они не будут заявлять о моей пропаже, или, по крайней мере, сделают это не скоро. Потому что, теоретически, мне ничего не угрожало. Преступность в космосе была минимальной. Я оставила драгоценную бриллиантовую диадему госпожи Бибиан прямо на полу перед шлюзами не потому, что я такая беспечная девица, а потому, что воров на орбите Венеры не водилось. И я уверена была, что любой, кому попадётся в руки это драгоценное украшение не присвоит его себе, а сдаст в полицию. То же было и с остальными преступлениями. Хулиганов на орбитах не было — их просто никто бы в космосе не потерпел. Убийства, за всю историю освоения космоса, не случались ни разу. Так что моим родным не стоило беспокоиться обо мне. Они вполне могли ожидать, что я, погуляв, вернусь к ним в целости и сохранности. Зачем же позорить себя лишний раз, оповещая весь мир, о том, как глупо закончилась моя свадьба.

— Тут Эбрел Доньярт, — сказал Клим, и я вздрогнула.

На какой то миг я слишком буквально восприняла это «тут», но на утлом космическом челноке Эбрел, естественно, не возник. Клим Зегзица имел в виду, что про Эбрела снова что-то написали в новостях. Он протянул мне планшет.

— Послушай, что он говорит.

Я нажала на экран, на бледное лицо Эбрела Доньярта, и он заговорил:

— Я пострадал, мой корабль разрушен, но я хочу рассказать не об этом. Я обращаюсь к девушке, которую полюбил. Я хочу найти её. И если она меня слышит… — Эбрел прервал свою речь, и глянул прямо в экран. Прямо на меня. — Если ты меня слышишь, — продолжил он, — то найди меня!

— Это он о тебе? — спросил меня Клим.

— Нет, — ответила я.

Потому что я не знала, что и думать. Говорил ли Эбрел обо мне? Это меня он полюбил? Что, когда одной рукой тебе зажимают рот, а другой рвут платье — это «полюбил»? «Да чтоб тебя самого всю жизнь так любили!» — могла бы сказать я Эбрелу. Но была и другая часть моей души, которая тихонько вопила, что ведь никто и никогда не добивался меня с такой страстью, как Эбрел. Куда уж до него было Бэзилу, этой вяленой рыбе.

— Он говорил о тебе, — утвердительно произнёс Клим.

— Только не вздумай, сообщать ему, где я нахожусь!

— И не собираюсь, — ответил Клим, — мне вообще кажется, что во всей этой истории есть что-то странное, что-то… нехорошее. Я считаю, тебе надо вернуться на Венеру к родным, и пойти в полицию. Хотя бы в качестве свидетеля. Я могу тебя прямо сейчас отвезти на Венеру, если хочешь.

Это была, конечно, здравая мысль. Особенно учитывая тот факт, что ни на какие куски Севелен от взрыва не разлетелся, потому что я видела его живым. Я видела Севелена Доньярта после взрыва, он был жив и здоров, он плыл куда-то по коридору «Валькирии», отталкиваясь от стен, он даже посмотрел на меня. Или был ещё один взрыв? Уже после того, как Клим меня спас? И этот, второй взрыв разнёс Севелена на кусочки? Но об этом ведь не писали. Никто и нигде не сообщал, что взрыва было два. Тогда куда делся Севелен?

— Тебе надо пойти в полицию, — повторил Клим, — и рассказать всё, что ты знаешь.

— Я ничего не знаю!

Да, Севелен был жив. Эбрел искал меня. Но я не могла сейчас вернуться к Карензе и Бибианам. Это было выше моих сил.

— Так и будем сидеть в темноте, или, может, включишь свет? — грубо сказала я Климу.

Он удивлённо на меня посмотрел, и молча нажал что-то на панели управления. В космическом челноке стало светло. Всё вокруг засияло красками, стало ярче и чётче.

— Я никуда не пойду, ни в полицию, ни куда-то ещё. Тебе надо просто отвезти меня на Марс, и забыть. Про меня забыть. Навсегда. Это ведь не сложно?

Эх, мне бы такую мужественность да в разговоре с Эбрелом… Но мой резкий тон не произвёл на Клима Зегзицу никакого впечатления.

— Ты поступаешь глупо, — сказало он мне, — опять поступаешь глупо. В который раз.

Как будто, он прямо точно знал, сколько раз в жизни я поступала глупо!

И, хуже всего было то, что этот Клим Зегзица оказался красивым. При ярком свете, горевшем теперь в челноке, я увидела что Клим был красивым. Не просто красивым, а очень-очень красивым, с лицом, одновременно и мужественным и изящным, с ровной белой кожей, с блестящими, густыми тёмными волосами, с красиво очерченными бровями и длинными, словно накрашенными ресницами. У Клима были красивые тёмные глаза, но взгляд его был жёстким. Он меня осуждал. И поэтому его красота меня только бесила. «С такой-то внешностью» — зло подумала я, — «этот Клим, наверняка, у себя там, на Земле, среди своих коров и стогов, «первый парень на деревне». И от этой мысли я разозлилась ещё больше.

— Как тут у тебя грязно, — сказала я Климу.

Потому что на полу лежали кучки земли. Да и внутренние стены этого космического челнока тоже были не слишком отмытыми.

— Отель «Филимон» дополнительно заказал ещё пятнадцать цветущих орхидей. В горшках. Орхидеи растут в земле, при погрузке и выгрузке земля просыпалась, — бесстрастно сказал Клим.