Мир содрогнулся. Там, за его левым плечом, она увидела яркую вспышку, подумала – странно, ведь еще не время – а потом все объял грохот, шум, громче которого она никогда не слышала, и уши заложило, и она подумала, скорость света быстрее скорости звука, и мужчина обернулся и во вспышке, отразившейся от стеклянных стен пиршественной залы, она увидела его лицо, а он увидел ее, и она вдруг поняла, что он узнал ее, и лицо его исказилось ужасом, а следом за тем он бросился вперед, и вторая вспышка, обгоняющая звук, мазанула по глазам, и ударная волна, подтолкнувшая его в спину, и сильный рывок на землю, и сверху ее накрыло чем-то тяжелым, а грохот и звон сливались с криками из зала, и она чувствовала как в ее щеку вжимается прохладная шерстяная ткань, и она кричала, а вокруг падали осколки, не причинявшие ей вреда, и в какой-то момент она попыталась повернуть голову, чтобы увидеть что происходит, полуслепая от ужаса, и ее сильнее вжало в землю, и чей-то голос надрывно прошептал – «лежи смирно!» – и вспомнился Вельд, воплощение всех взрывов и катастроф ее маленькой глупой жизни, и ужас затопил все чернотой, и она потеряла сознание.

***

Ада очнулась, лежа на боку, шерстинки раздражали щеку. Повернула голову, которая отчего-то сильно болела, оглядываясь. Попал в поле зрения диван, стоявший в небольшой комнате, наверное, одном из тех небольших кабинетов, располагавшихся ниже основного зала – то есть она все еще была в Концертном зале. Освещал комнату только торшер – и в кресле рядом, обеспокоенный, сидел Илья, смотрел на нее в упор.

– Арфов, – выдохнула она, удивленная тем, как хрипло звучит голос, словно она сорвала его. Почему-то сильно болело горло.

– Тихо-тихо, все в порядке, – забормотал он, поднимаясь и подходя к ней, но выражение лица противоречило его словам. Он потрогал ей лоб, видимо не зная, чем еще можно помочь. Ада попыталась поднять голову, и та оказалась неожиданно очень тяжелой.

– Что произошло? Там было что-то… что с крематорием.. Что со мной? – Она попыталась вспомнить, что было после того, как она услышала грохот, но все произошло так быстро, что она даже не поняла, что именно запомнила.

– Ты успокойся, – неуверенно сказал он, но, глядя на ее вмиг помрачневшее лицо, неохотно добавил. – Крематорий кто-то взорвал. А ты потеряла сознание и, видимо, ударилась головой, но тут я не уверен. А да, еще руку порезала.

Она с недоумением посмотрела на свою левую руку, перебинтованную наспех, но, очевидно профессионально.

– Я ничего не понимаю, – честно призналась она. – Что значит «кто-то взорвал»? Технические неполадки? – Учитывая, как все было организовано, это не казалось таким уж невероятным.

– Теракт, – коротко пояснил он, протягивая ей стакан с водой. – Много пострадавших, тех, кто был около здания – и внутри, конечно.

Он беспокоился – она это видела – о том, как она воспримет новости, но что-то еще тревожило его, это было явно, и он старался скрыть одно за другим. Она тоже иногда могла читать его мысли.

– И что еще?.. – Ада почему-то не испытала привычного страха, узнав о взрыве. Хотя и кричала – теперь она помнила, что кричала, – но страха не было, может, всему виной шок.

– Ада… ты на балконе была не одна? Что ты там делала? – Осторожно осведомился Илья, садясь на край дивана и принимая из ее рук пустой стакан.

– Я там отрубилась… ну то есть сидела и смотрела на звезды, потому что кое-кто ушел и бросил меня одну, – ядовито бросила. – Потом куда-то делась туфля, и я пошла ее искать, и там кто-то стоял, но я не знаю… – И тут же поняла, что знает, вспомнила лицо, но подумать об этом было так странно. – А потом грохот и свет и меня кто-то толкнул – и…А в чем дело?

– Ну у нас тут стекла повылетали, и есть несколько серьезно раненных, я уж не говорю, что на балконе тебе бы еще хуже пришлось, но тебя вовремя «толкнули» и прикрыли от осколков, – он поджал губы так плотно, что они стянулись в тонкую ниточку.

Он не шутил, и ей вдруг расхотелось его дразнить.

– Слушай, Ада, я, может быть, покажусь тебе старым параноиком, но Герман Бельке не тот человек, с которым стоит связываться.

– Герман? – Она удивилась, но больше тому, что Илья подумал, что у нее и начальника службы охраны может быть что-то общее. Ну и, разумеется, тому, что, даже не присутствуя на балконе лично, поглощенный суматохой вечера и истерией взрывов, после скандала с женой и ее собственной пьяной выходки, он умудрялся быть в курсе, где она была, чем занималась и кто конкретно прикрывал ее от летящих осколков. – При чем тут он…

– Ладно, ладно… может, это, конечно, ничего и не значит, и вы действительно совершенно случайно оказались оба на балконе, и он совершенно случайно изобразил из себя супергероя, спасая твое дорогущее личико и еще более дорогостоящие части тела от неприятных повреждений… – Илья отмахнулся, испытывая облегчение. Он убеждал самого себя – и весьма успешно, насколько она могла судить.

– Именно так все и было! – Вспыхнула она. Замолчала, чувствуя странное беспокойство и улыбку, помимо воли расползавшуюся по губам. Это было чертовски приятно сознавать, что спас тебя такой человек – и мгновенно он обрел ореол героя – и ей стало интересно, как именно он ее спас, и как прикрывал собой, и какой на ощупь был его костюм, и как чувствовались его руки, и как она сама при этом выглядела, и заметил ли он отсутствие проклятой туфли и ее в целом весьма непрезентабельный вид – жаль, что ничего из этого она никогда не узнает.

– Ада, – предупреждающе начал Илья, но она отмахнулась. – Дима, кстати, очень беспокоился, пока не нашел тебя, принес сюда, обработал тебе руку и отправился к месту катастрофы – оказывать помощь, если там конечно, еще остались те, кому нужно ее оказывать.

Она чуть заметно кивнула – двигать головой было больно, видимо, она все же ударилась, или это такое теперь у нее похмелье? – словно торжественно подтверждая, что оценила героизм своего официального ухажера, но не чувствуя никакого подъема. Это же было его работой, разве нет? И в этом не было ничего, что намекало бы на романтику, на из ряда вон выходящий поступок, вроде того, что совершил этим вечером Герман Бельке.

– Так он там… – Илья удовлетворенно выдохнул, надеясь, что она забудет те глупости, которые, как он подозревал, уже начали созревать в ее голове, но она уже продолжила, стирая облегчение с его лица. – Кто же отвезет меня домой в таком случае?

***

В квартире было совсем темно – и пусто, конечно. Норы не было, экономка уходила в девять вечера, если Ада не просила ее остаться. Но утром, тысячу лет назад, кто бы мог подумать, что ей будет нужна компания, что ей снова страшно будет оставаться одной? Она прошла по всем комнатам, дрожащей рукой включая свет, и нервно оглядываясь. Прежде, чем зайти в ванную, простояла у закрытой двери минут десять, не решаясь заглянуть. Только сейчас до нее начинало доходить произошедшее, но она отказывалась об этом думать. И все же мысли приходили – неужели опять? Так быстро – всего три дня, как мир лишился одной из своих опор – и уже гремят взрывы и умирают люди. Нет, раньше террористические акты тоже случались – не дремали враги Евразии, постепенно приобретавшие адский облик исламские фундаменталисты, заговорщики, мало ли кто еще – но исполнителей всегда ловили и примерно наказывали, и никогда эти теракты не были такими наглыми, такими беззастенчивыми. И еще происки врагов служба охраны часто предотвращала – когда-то каждые несколько месяцев объявляли о раскрытии очередной группировки, а в последние лет пять-шесть все как-то затихло. А теперь начнется снова. Ей было страшно, и, не в силах успокоиться, она бродила из комнаты в комнату – сизое приведение, тень самой себя с перевязанной рукой в измятом вечернем платье – черном, как и положено на похоронах. Так и не собралась с силами переодеться, хотя ее некогда такой красивый наряд за сегодняшний вечер успел превратиться в половую тряпку. Даже Норе не отдашь, чтобы привела в порядок, не подаришь – стыдно будет за такое «благодеяние».