— То есть, всё прям, как в фильмах? Мол «незаконченное дело» и так далее, да? — моя интонация была довольно весёлой, что выдавало мой появившийся энтузиазм— И пока вы, они, пока я, не поймём, что это за дело, мы не отправимся в мир иной, так?

Мэр, вздохнув, снова кивнул.

Меня было не остановить:

— А какое у вас дело, вы уже поняли?

— Закончить строительство детского сада на Лесной улице.

Я был поражён. Сколько лет прошло с его убийства, а он до сих пор болеет за город?

— И всё? — я сразу осознал, что мой вопрос звучит до тупого невежливым.

Мэр повернулся ко мне, слегка улыбнувшись. Улыбка его не была саркастичной, как у шутника Коли, или виноватой, как у Толика. Она даже не напоминала мою улыбку, почти всегда неловкую, вымученную. У него губы сложились в каком — то спокойном и «тёплом» выражении.

— И всё.

Я почувствовал, как мне стало крайне неловко. Его зелёные глаза по — доброму наблюдали за моей реакцией. Он в очередной раз похлопал меня по плечу:

— Не тушуйся. Тебе надо выйти, я помогу.

Мои уши чуть не свернулись в трубочку от счастья:

— Поможете? Вы? Мне? — ещё вопросы будут, Эд? Что — нибудь ещё? Ну же, не стесняйся.

Мэр разразился смехом, я улыбнулся происходящему. С ним было спокойно, я будто бы разговаривал с отцом.

В миг сердце пробила стрела из накатывающей боли. Выражение моего лица изменилось, мрачнее меня были только тучи на небе. Вспоминать родителей было тяжко.

— Что это за список, который ведёт Юля? — не хотелось заострять внимание на том, чего я изменить был не в силах, поэтому, спохватившись, и перевёл тему. Справедливости ради, мы быстро нашли с секретаршей общий язык. Её розовый блокнот однажды остался бесхозным возле дуба, и я смело защищал его от нападок Ангелинки, которая то и дело стремилась в него заглянуть.

Мэр резко изменился в лице и отвернулся обратно к пруду, к уткам, что так спокойно проплывали посреди водоёма.

— Знаю, что не отстанешь, вижу в тебе себя в молодости, поэтому отвечу без зазрений совести. Обычно, новоприбывшие узнают об этом списке гораздо позднее, и то, некоторые по сей день не осознают о чём идёт речь. У меня будет огромная просьба — рот на замок. — он сделал характерное движение руками, будто выкидывая ключик. Я молчал. — В пруду этом часто тешатся навки, девицы, что утонули при странных обстоятельствах. Нередко выходят к нам, потешить детей, самим позабавиться. — он откашлялся и заметно занервничал, сцепляя пальцы в замок — Был у нас случай, когда к нам попало одно чудовище. По общему мнению, разумеется. Педофил, что вылавливал девчонок возле детских садов, старых детских садов. — на этом моменте он повернулся ко мне, видимо, ожидая какой — то реакции, но её снова не последовало— На его счету было немало жертв, молоденьких девчат, которые и жизни — то не видали. Попал он, значит, к нам и давай куролесить. То, что он мёртвый, он быстро понял. Застрелили его, в голову. — мэр очертил крест на лбу — Да и поделом ему. Поймал он как — то Ангелинку, знаешь же, шабутная она, то там, то сям вертится, покоя ей нет. Ну и начал под платьице лезть, а она, вроде, хвать его за патлы и давай выдирать. Он, как заорёт. Тут прибежала Анфиска, мама Ангела нашего, не знаю, как она себя сдержала, но единственное, что она сделала, это затушила сигарету о его причинное место. Орал он знатно. Делать нечего, мы его повязали. Ребята мои, — в памяти всплыла толпа дагестанцев— быстро с ним разобрались, да вот только ненадолго. Сбежал, падаль. Девчонок и мальчишек мы всех попрятали, а дети всё — таки, резвиться хочется. — он заметно погрустнел— Месяца три так их держали, пытались сами развлекать, да из — под виду не отпускать. В один день к нам Манька зашла, долго её тогда не было… — мэр расправил плечи, давая понять, что эта часть монолога основная— Видит, что нет никого, меня, давай, к себе звать. Я ей всё выложил, а она в шоке стоит. Говорит: «Так, я нарочно обряд провела, чтоб его сюда не пускать. Как дошёл — то?», я плечами пожал и стою. А она мне: «Ладно, дядь Матвей, не переживай. Сделай то — то то — то, скажи так — то так — то, цацки, мол принесу»

— «То — то то — то, так — то так — то», — повторил я, выдавая любопытство.

Мэр кивнул:

— К пруду послала меня короче. Если вкратце, то я сам обряд и провёл. Вызвал навку, объяснил ситуацию, да договор заключил. В полночь на берегу штук тридцать девчат молоденьких появилось, да голышом все главное. Красивые, страх. — он немного замялся, но быстро прогнав мысли, продолжил — Я им всем одёжку, которую Манька принесла отдал, жемчужные ожерелья передал. Попросил помочь и впредь не оставлять нас в таких ситуациях. Они дары приняли и разбежались по парку. Через минут пять уже тащили этого самого педофила по траве и щекотали. Орёт он, орёт: «Больно! Больно!», а они всё продолжают да продолжают. Так до самого пруда и с ним под воду. Манюша потом рассказала, что они сначала изгаляются над чудовищем под водой, как могут, всласть, а потом вроде на «другую сторону» переправляют. Что за сторона — не знаю, не спрашивай.

Я так увлёкся, что приоткрыл рот. Доброделов отвёл взгляд:

— До сих пор жалею, что так всё вышло.

Я был ошарашен и вмиг вернулся «в реальность»:

— Так вышло? Как?

— Это заключение договора с этими девами. Решил всё единолично, а я знаешь ли, демократичен.

Я поджал губы и перевёл взгляд на тех же уток.

— Вы были хорошим человеком, Матвей Александрович. — я не знал, что хочу сказать, но при этой ситуации чувствовал острую необходимость в своём слове — И хорошим мэром. К сожалению, народ нередко может ошибаться в своих решениях. Эффект толпы и так далее… Но даже безмозглое стадо овец всегда нуждается в защите.

Доброделов приподнял бровь, вглядываясь в моё лицо:

— Считаешь?

— Считаю.

— Так, я по твоему мнению, всё сделал правильно? И с Лешим?

Мэр, мужчина, который так отчаянно защищает свой народ, сейчас сам остался без защиты. Он пропал на целую неделю и наверняка долго обдумывал своё решение. Я могу ручаться, что все эти дни он думал, как импульсивно и неправильно поступил. В его глазах читалось