— Значит, говоришь, толкнул этого? — спросил он, мотнув головой в сторону убитого.

— Д-да, — кивнул Чуприн.

— Он не ожидал сопротивления, — заметил Трифонов, гордясь своей проницательностью. — Ни от того, ни от другого. Иначе дорезал бы Федотова и забрал оружие, но нервы сдали и побежал. Так говоришь, ездовым винтовка не положена?

— Так не хватает… — робко начал Чуприн и отшатнулся, когда политрук сунул ему в руки трехлинейку.

— На, держи, — приказал Трифонов. — Старшина!

— Есть, — мрачно отозвался Медведев.

— У тебя во взводе убыль — бери его себе, — бодро скомандовал Николай.

— И что я с ним буду делать? — уже больше для порядка спросил комвзвода-2.

— Посадишь в ячейку на место Федотова, — разъяснил политрук. — Слушай, ну брось, что нам теперь, второй раз его в батальон под конвоем посылать? Пусть здесь искупает.

В словах политрука был резон, и старшина, вздохнув, сунул Чуприну подсумки.

— На, держи, только смотри мне — это не лошадей терять.

Чуприн расстегнул ремень, суетливо, но правильно приладил подсумки и гранаты.

— А теперь бего-ом марш! — приказал старшина.

Старшина и красноармеец бодрой рысью устремились по утоптанному следу в рощу, а Трифонов зашагал по целине на командный пункт.

* * *

Волков по-прежнему спал в своем окопе, но уже один — телефонист и оба связных сидели в соседних ячейках, нервно направив стволы винтовок в сторону позиций второго взвода. Николая снова строго окликнули, выслушали пароль, после напоминания сказали отзыв.

— Спит? — кивнул политрук на командира, укрытого брезентом.

— Да, — ответил телефонист — худощавый паренек, до войны работавший на телеграфе в Дмитрове. — А нас он разбудил. Говорит, выстрелы слышал.

Трифонов повернулся к часовому.

— А командира почему не разбудил?

Красноармеец поежился, потом пробормотал:

— Так выстрелов всего два было… Я «связь» поднял… Товарищ политрук, он же двое суток не спал…

Николай вспомнил — этот парень был из тех, кто выходил из окружения вместе с Волковым. Трифонов не мог отделаться от мысли, что, если бы в окопе спал он, часовой разбудил бы после первого же выстрела, даже если бы знал, что политрук без сна уже неделю. Сразу пришла вторая мысль: а стал бы Медведев защищать своего бойца, не будь тот своим братом-окруженцем? Мысль была гадкая, но избавиться от нее Николай не мог, и просто толкнул лейтенанта в плечо. Брезент отлетел в сторону, Волков сел и посмотрел на политрука вполне ясными глазами:

— Ну?

— Силен! — восхитился Николай, пораженный этим мгновенным переходом от сна к бодрствованию.

— Часы давай. — Сашка поднялся, тряхнул руками, резко повернулся из стороны в сторону, разгоняя холод. — Черт, продрог. Давай часы.

— Тоже мне, командир, — сурово ответил Трифонов, снимая с запястья «Омегу». — Другой бы сперва спросил, что в роте…

— А что в роте? — поинтересовался Волков, отряхивая снег с шапки.

— Пойдем, душа моя, — сказал Николай, вспомнивший вдруг ни с того ни с сего книжку «Повести Белкина». — Я тебя сейчас буду радовать…

Они спустились по склону метров на двадцать от окопа, и политрук коротко рассказал о том, что произошло за последние несколько часов. Волков слушал, мрачнея, наконец в сердцах выругался:

— На минуту вас оставить нельзя, хоть совсем не спи.

— А что такого? — ответил задетый за живое Трифонов. — Ты бы лучше решил?

— Нет, — ответил, подумав, Волков. — Разве что Чумака этого…

— Чуприна, — поправил политрук.

— Ну, Чуприна. Что это за представление ты устроил?

Трифонов почувствовал, что начинает злиться:

— А что мне было делать — лично его на КП батальона конвоировать? Или сказать: иди туда, и дать пинка под зад? — Николай понял, что повышает голос, и продолжил тише: — Саш, ну что с ним делать-то было? Ну да, он телок. И что его, выбрасывать теперь? Или дать возможность стать бойцом?

— У меня нет времени делать из телят бойцов, — зло ответил Волков.

— А тебя никто и не просит, — угрюмо заметил Трифонов. — Хочешь отменить решение политработника?

— Ты мне руки не выкручивай, — лейтенант уже успокоился. — Ладно… Ну а как и куда его вписывать тогда? Ни документов, ни оружия, у своих он наверняка пропавшим числится.

— Да уж впишут как-нибудь. — Николай только сейчас начал осознавать, в какое положение он поставил себя и командира. — А то, может, его раньше убьют.

Сказал — и сам устыдился. Волков пристально посмотрел на своего политрука и покачал головой:

— Эх ты… Политработник. Ладно, куда ты сейчас?

Трифонов не успел ответить — тишину промозглого утра разорвал далекий винтовочный выстрел, за ним другой, потом затарахтели очереди, и стало ясно, что где-то на западе началась перестрелка.

— Это у нас. — Волков казался неестественно спокойным. — Там второй взвод, но стреляют дальше.

— Это секрет, Зинченко! — крикнул Трифонов и бросился вверх по склону.

Он добежал до КП, где бойцы уже перекинули винтовки на сторону, откуда доносилась пальба. Из своего угла высунулся телефонист с трубкой в руке и крикнул:

— Товарищ лейтенант, комбат на проводе!

Ротный прыгнул в окоп и выхватил трубку.

— Есть! Есть — Ракита!

Трифонов обвел глазами связных и ткнул в одного пальцем:

— Виткасин за мной, бегом! — выбор политрука диктовался главным образом тем, что он запомнил необычную фамилию этого приземистого бойца с узкими, внимательными глазами. — Сашка, я к Медведю, Виткасина отправлю с донесением!

— Давай, — прикрыв трубку ладонью, кивнул лейтенант. — Нет, товарищ капитан. Думаю, секрет вступил в соприкосновение. ВСТУПИЛ В СОПРИКОСНОВЕНИЕ!!! НЕТ! СЕЙЧАС ВЫЯСНЯЕМ!

Связь, судя по всему, была не очень, и лейтенанту приходилось орать во весь голос. Трифонов, не оглядываясь, бежал в расположение второго взвода, выстрелы бухали часто, словно кто-то торопливо опустошал магазин, запихивал новую обойму и снова сажал пулю за пулей в страшные, враждебные сумерки. Автомат больше не стрелял, зато на полпути до позиций Медведева Трифонов едва не упал, услышав два взрыва, один за другим, — дело дошло до гранат. Роща, в которой еще недавно грелись бойцы второго взвода, была пуста — все заняли свои позиции. Николай вдруг понял, что больше не слышит выстрелов, и прибавил ходу. Виткасин — приземистый, широкоплечий, держался рядом, скользя между деревьями, ухитряясь при этом не стряхивать снег с ветвей. У самой опушки политрук спрыгнул в неглубокий ход сообщения и, пригибаясь, побежал к линии стрелковых ячеек.