Мимо моей двери страшная парочка пробегала неоднократно. Инфузория даже подергала ручку, но Аркадий Бенедиктович как-то поморщился, глаза закатил и пальцами изобразил нечто этакое неопределенное… Вот от меня, например, смысл этого языка жестов уж точно ускользнул! Но больше они в комнату не ломились.

Ну наконец все угомонилось, поутихло, поуснуло. Ночь добрым союзником просигналила в мои уши тишиной. Куда я пошла, поди, уточнять не надо?

В комнате все было по-старому. Рухлядь у окна, небо за ним же, кровать, кресло, агитационные щиты. Вылезла в окно — тоже никаких изменений. Море, небо, песок, огрызок стены. Похоже, мои рисования пропали зазря! Я еще обошла все кругом… ничего! Не веря в такую пакость, опять спустилась вниз. Осторожно закрыла окно, потом открыла. Выглянула — ничего. Да-а… может, морская вода не годится, а надо непременно кипяченой брызгать? Попробуем еще раз.

Я села в кресло и запустила руку в саквояж, но вместо альбома с карандашами пальцы нащупали нечто странное. Холодное, явно металлическое, продолговатое. Простая старая дверная ручка — вот что это было! Притом, по виду именно старая, а не старинная. Точный близнец ручки на входной двери. Тот же серый металл, те же капельки белой краски.

Откуда она взялась в саквояже, я даже не думала. Милые мои, здесь новые спальни и острова по щелчку пальцев появляются, не чета какой-то ручке! Я размахнулась, чтобы кинуть ее в кучку стендов, но в последний момент передумала и повесила на гвоздик за креслом (и что там, на уровне пояса, могло быть прибито?). А потом начала листать альбом с живописью, авось чего в голову и придет из того, на что хватит моего малярного гения. Через какое-то время стало очевидно, что можно попытаться изобразить натюрморт или пейзаж. Натюрморт как-то глупо. А вот пейзаж…

Я достала всю палитру зеленых карандашей и целиком закрасила ими лист, чередуя оттенки в произвольном порядке, потом в порыве вдохновения наляпала каких-то желтых пятнышек, черным — вертикальных полосочек. И широкую длинную коричневую линию, авось дорожка получится! Все! Шедевр закончен! Нуте-с, сейчас мы вас водичкой… и, взяв стакан, помчала за водой, поскуливая от нетерпения.

В коридоре теперь тоже вольготно лег пушистый песочный ковер. Стены, правда, остались старыми и пошарпанными. Зато бак с водой волшебным образом переменился, теперь на его месте стояла огромная стеклянная колба, стенки которой, судя по всему, были двойные, и вот в этом межстеночном пространстве суетились маленькие шустрые рыбешки. Да и на цепочке теперь болталась не зеленая, кое-где отбитая эмалированная кружка, а хрустальная резная чарка (как в фильме про Садко). Я налила воду, понюхала, вроде как всегда…

Вот интересно, если я окно прикрою, остров перестанет сюда просачиваться или нет? Пробовать не тянуло, но знать хотелось. Осторожно, чтобы не расплескать воду, я вошла в комнату и замерла. Прямо за моим креслом была дверь! Сестра-близнец той, возле которой я стояла. Та же белая масляная краска с потеками. А ручка уже не висела, болтаясь на гвозде, а очень даже плотно находилась на месте, на котором и должна находиться каждая уважающая себя ручка. Ну а что откладывать-то? Я отодвинула кресло в сторону, чтоб не мешалось, и решительно потянула за ручку. Дверь не стала прикидываться закрытой на ключ и легко поддалась.

Вначале мне показалось, что в задверье ничего нет — одна белизна. И только когда я шагнула за порог, поняла, что это не просто белизна — это снег. Повсюду. Кипенно-белый, посверкивающий на солнце снег. Было, конечно, очень красиво, но разочарование все ж заскреблось ободранной кошкой у меня в душе. Снег! Эка невидаль! Да этого снега завались и у нас возле детдома! Конечно, этот тому даст очков сто фору. Детдомовский был не так бел, совсем не пушист и искрил на солнце гораздо тусклее. Но снег есть снег!

А! Есть еще одно отличие — здесь было тепло. Ну вот совсем тепло. Может, чуть-чуть прохладней, чем на острове. Я наклонилась и взяла снег в руку. Он тоже был не холодный, но все-таки настоящий. Легко слепился снежок, оставив на ладони мокрый след. Я решилась и сделала пару шагов, опасаясь сильно увязнуть. Но нет, ничего. Ноги проваливались только по щиколотку. Дальше идти я побоялась, глаза начали уставать от белизны, и я решила вернуться сюда, когда раздобуду где-нибудь солнечные очки.

Вернувшись в комнату, я пару раз закрыла и открыла дверь, убедившись, что заснеженный мир на месте. Подумала и оставила дверь открытой. Мысли, похоже, ушли ежиков считать. Ни одной не осталось. И я минут пять тупо пялилась в угол комнаты, пытаясь сообразить, что должна была сделать.

Точно! Вода! Я ж собиралась полить зеленый лист! Альбом валялся на кресле. Вначале я перелистнула на предыдущее художество. Посмотрела на белый прямоугольник. Ну, если сильно напрячь воображение, то можно принять это нечто за дверь, а серую загогулину — за ручку. Да и снег, с другой стороны, тоже белый. Так что будем считать, что эксперимент удался. И острову вроде как увечья никакого не нанесли. Вон, посмотрите сами, в окошко все так же нахально лезет закатное небо.

Ну-с, продолжим. Я решительно вздохнула и плесканула водой на лист. Стряхнула остатки. Подождала, еще подождала… ну лесом это, конечно, не стало — так что-то зеленое, с желтыми пятнами. Я осмотрела всю комнату — ничего нового. Вылезла на остров, обошла кругом — тоже ничего. Открыла новую дверь — один снег. Осененная внезапной догадкой, удалилась в коридор, подождала там, вернулась — результат равен зеро. Вот уж воистину, все идет хорошо, только мимо… Вначале гольный снег, сейчас вообще ничего. Вдруг я вспомнила про саквояж, а ну как опять какая-нибудь ручка там для меня припасена? Обыскала его, потрясла — ничего. В голове на мотив из черно-белого советского фильма зазвучало что-то типа: «Ну-ка, харя, громче тресни!!!» Может, все-таки в следующий визит чего появится.

Успокоив себя подобными мыслями, я напоследок окунулась в море и вернулась в спальню.

Последующие несколько дней оказались напряженными: приближался Новый год, а значит, и четверть заканчивалась. Поэтому учителя осатанели и завалили нас контрольными. А так как народ в классе подобрался сплошь из «академиков», мне приходилось прорешивать все три варианта. Конечно, можно было попытаться отказаться, но как бы не получилось по любимой присказке нашего нового физрука: «Один шаг вперед — двенадцать этажей вниз…» Поэтому лучше было пока отложить революцию. Мой организм меня и с полным комплектом зубов устраивает.

Заодно я шакалила по окрестностям в поисках темных очков и с каждым днем все больше склонялась к мысли, что придется неправедными трудами добывать их в ближайшем торговом центре. Не этому, конечно, когда-то учил детишек В. И. Ленин, но законным способом мне их раздобыть абсолютно негде!

Ну а все ночи я проводила на острове. Валялась на песке, купалась, читала. Буржуйствовала, одним словом! И вот наконец закончился последний день учебы.

Как обычно, дождавшись, когда на окружающих снизойдет покой, я протоптанной дорожкой иммигрировала на свою суверенную территорию. Руку приятно оттягивал пакет с пирожками.

Их мне дала в столовке теть Катя за то, что я помогла ей машину с продуктами разгрузить. Подсобный рабочий Федор, похоже, уже начал встречать Новый год, а мальчиков наших просить бесполезно. Даже за пирожки с капустой. А мы люди не гордые. Теперь можно на острове и подольше остаться — голодная смерть пусть пойдет, умоется.