Я не видел точно, кто из наших пал первой жертвой, снаряд прошел сквозь железо так же легко, как пальцем можно проткнуть лист бумаги. Танк загорелся.

— Ядрен матрен! — ошарашенный Евсюков чуть приоткрыл передний люк и во все глаза смотрел на происходящее. — Да что же тут происходит?

— Это смерть, — негромко ответил я, но, несмотря на рокочущий двигатель и прочий шум, царивший вокруг, мои слова услышали все.

— И как бороться со смертью? — невозмутимо уточнил Казаков, заряжая при этом очередной снаряд.

— Хитростью и умением, — пожал я плечами. — Исключительно так…

Между тем «Тигры» ударили вновь, и в этот раз подожгли еще две наших машины. Пристрелялись, получается. Остальные танки не нападали, оставаясь на дальней позиции, но и не стреляли — их орудия причинить нам вред не могли.

Я внимательно следил за танком комроты Васина. Узнать его машину было легко — над башней был прикреплен красный флаг, развевающийся на ветру. Рации были установлены лишь на командирские танки, у нас ее не было. Поэтому оставалось лишь смотреть, что делает Васин и повторять за ним.

Танк комроты начал пятиться назад, видно получив указания по рации от комбата, а следом за ним потянулись и другие. Значит, поступил приказ вернуться на прежние позиции. Лезть вперед на «Тигры» было бы глупо, кто знает, что там еще за резерв у немцев припасен. Вдруг все это лишь ловушка — пожертвовали малыми силами, чтобы заманить и уничтожить весь наш корпус. А с разведкой у нас было все так же хреново.

Тактическое отступление — это не проигрыш в битве, не поражение. Просто так требуется в данный момент времени. А почему требуется, не наше дело. Командованию виднее. И это вовсе не оправдание собственной беспомощности. Командованию, и вправду, виднее. В штаб стекаются донесения от всех соединений, со всех участков фронта. Пусть не всегда можно правильно и корректно оценить текущую обстановку, но ничего лучшего нет. До огромных экранов, где будет изображаться вся линия фронта онлайн с указанием каждой мелочи еще жить и жить. Пока так, по простому.

— Возвращаемся! — приказал я, и Евсюков развернул машину в обратном направлении.

«Тигры» больше не стреляли, ограничившись тем, что заявили о своем присутствии. Интересно, кто-то, кроме меня, сумел опознать эти машины? Вряд ли. Скорее всего, они остались нераскрытой загадкой.

Помнится, в юности я читал, что впервые «Королевские тигры» были использованы немцами лишь в 1944 году… значит, нам попались опытные образцы. Бросить новые машины в бой и глянуть, настолько ли они хороши, как обещали конструкторы — дело святое, и вряд ли немец в этом плане отличался от нас.

Вот бы захватить один «Тигр», да пригнать в наше расположение. Но сделать это в текущих условиях попросту нереально. «Королевский тигр» — машина секретная, и охрана вокруг места ее базирования максимально усиленная. И все же… об этом стоило бы подумать нашей разведке. Такой ценный приз на дороге не валяется!

Сегодняшний день дался нам большими потерями и кровью, требовалось перевести дух и дождаться подкрепления. Хорошо хоть, что немецкий укрепрайон мы успели так распахать траками, разгромить все, что только возможно, разнести на бревна — восстановить все это в ближайшие часы будет попросту невозможно, а с утра, уверен, атака повторится со свежими силами. Главное, мы более-менее зачистили этот берег, уничтожив оборону врага, и теперь будет легче форсировать реку и перебраться на южный берег, где немцев сосредоточилось куда больше, чем с нашей стороны.

Я высунулся из люка и огляделся. Густой черный дым практически закрывал обзор, но кое-что можно было разглядеть. Поле боя выглядело, как долина смерти. Горели танки. Наши и немецкие. Повсюду лежали изувеченные тела солдат. Смерть не красит, она уродует. Даже когда человек умирает в своей постели, черты его лица заостряются и принимают иной вид, чем при жизни. Здесь же в поле в лицах погибших не осталось вообще ничего человеческого. Лишь звериные оскалы, застывшие навсегда в последнем своем выражении, да мертвые тусклые глаза, смотревшие в никуда.

В расположение вернулись нерадостными. Санитарный батальон под прикрытием артиллерийских орудий и нескольких тридцатьчетверок продолжал искать раненных, которых было столь много, что полевой госпиталь не справлялся.

Мы расположились за одним из холмов и отдыхали. Казаков развел небольшой костер, на котором уже пристроил котелок и варил незамысловатую похлебку для всего экипажа. Евсюков и Корякин проверяли машину на наличие повреждений после первого боя и банили орудие.

Я же отправился к командиру роты. Васин с мрачным видом пинал носком сапога поваленный ствол березы, а на меня воззрился без всякого энтузиазма.

— Такое дело, товарищ капитан, — начал я, — те непонятные немецкие машины… вот бы одну из них захватить и отдать на осмотр нашим техникам! Что скажете?

Но Васин лишь нервно отмахнулся, мол, не до тебя. Ладно, нет, так нет. Спросим кого-то другого, кто не отбросит перспективную идею вот так сходу. Я крутил в голове варианты, и в целом полагал, что эта затея может сработать. Немцы не ожидают от нас такой наглости, да и вряд ли думают, что кто-то, увидевший их машины издалека, догадался об их особой ценности и секретности. Думаю, «Тигры» вообще оказались на поле боя случайно, и изначально задействовать их вовсе не предполагалось. Но случилось то, что случилось, и свой шанс упускать я не хотел.

Пока же я пошел обратно к своим, но по дороге заметил, что у одной из полуторок собралось человек десять танкистов, и лица у них были очень недобрыми.

— А я сказал, не повезу! — седой шофер повысил голос, и я услышал его слова. — Не было приказа!

— Отэц, да эты сукы нас чуть с землей не сравнялы! — перед ним горой возвышался грузин Арчуадзе, командир одного из танков, которого я помнил по несносному характеру и склонностям к авантюрам — этим он мне нравился.

— А я говорю, не повезу!

Второй шофер был солидарен с первым. Оба явно не хотели попасть под раздачу за не санкционированное начальством действие.

— Самы сгоняэм! — отрезал Арчуадзе. — Дай нам чут-чут врэмя! Мы быстро!

Шоферов оттеснили в сторону, в кузов машины забрались бойцы. Были они грязные, перепачканные землей с ног до головы и безумно злые.

— Что происходит? — спросил я грузина.

— С лэтчиками надо пэрэтэрэт, брат! — пояснил он, и до