— Это же толпа народу! — ахнул Антон.

— Ну и что? Мы же никуда не торопимся. Не успеем сегодня, продолжим завтра.

Белый кот с разноцветными глазами показался в коридоре, словно соткавшись из воздуха, и широко зевнул, обнажив внушительные клычки. Молодой сыщик вздохнул и подхватил его на руки.

— Ладно, — сказал Антон Казачинскому, — идем!

— Прежде всего я поговорил с Володей Тумановым, — сказал Казачинский Опалину на следующее утро. — И с его отцом Виктором. Отец не очень жаждал общаться — у него брат не получил паспорта и загремел в ссылку, но я его убедил, что любые сведения могут нам помочь найти молодого человека. По словам и отца, и сына получается, что у Виноградова не было врагов, и единственной его серьезной проблемой стала ссора с премьером Вольским на репетиции, которая состоялась четырнадцатого октября. Шестнадцатого октября была еще одна репетиция, на которой Вольский и Виноградов опять обменялись резкостями. После репетиции Володя Туманов переоделся и ушел домой, а Павел, по его словам, отправился о чем-то поговорить с Ириной Седовой. Именно она, кстати, стала причиной ссоры Павла и Вольского, у которого когда-то с ней был роман.

Слушая Казачинского, Опалин нахмурился. Петрович, сидевший за своим столом, безмолвствовал.

— Итак, Виноградов пошел беседовать с балериной… А через несколько часов я обнаружил его труп в балетном костюме возле театра. Меня очень интересует ночь с шестнадцатого на семнадцатое, — говоря, Опалин перевел взгляд с Юры на Антона, — и я надеюсь, что вы отыскали кого-нибудь, кто что-то видел.

— Мы всех опросили, — с явным неудовольствием промолвил Антон, — но без толку. Те, у кого окна обращены в сторону театра, давно привыкли к грохоту по ночам, и многие даже не просыпаются. Кто-то принимает свои меры, чтобы не вскакивать посреди ночи: затыкает уши или пьет снотворное. Некоторые жильцы пробудились, когда грузчики стали швырять декорации, но это было уже после того, как все произошло.

— Мне очень живо описали, как матерятся грузчики, когда таскают особенно тяжелые части декораций, — добавил Казачинский с улыбкой, — но, конечно, нашему расследованию это не поможет.

— Зато я нашел подружку Виноградова, — поспешно сказал Антон, видя, что Опалин стал хмуриться еще сильнее.

И молодой опер пересказал Ивану, Петровичу и Юре то, что узнал вчера от Туси Синицыной.

— Все это очень мило, — проворчал Опалин, — но я бы променял эту барышню с внушительным декольте и все ее сногсшибательные тайны на одного надежного свидетеля, который маялся бессонницей, сидел у окна и видел, куда в мое отсутствие унесли труп… А может быть, также видел, откуда он вообще там взялся. Если Павел был в костюме, значит, не успел переодеться. Если не успел переодеться…

— Значит, его убили в театре, — закончил Петрович.

— Допустим, а как тело оказалось в Щепкинском проезде? — спросил Казачинский.

— Конечно, его туда перенесли, — ответил Антон. — Тот, кто убил, тот и перенес.

— Как? Если двери заперты и театр охраняется? Там, между прочим, даже комендатура есть.

Они высказывали свои соображения и чем-то в эти мгновения напоминали математиков, которые общими усилиями решают сложную задачу.

— А если его все-таки убили вне театра? — внезапно спросил Петрович.

— Костюм, — напомнил Опалин.

— И что — костюм? Может, его нарочно надели и тело подбросили к театру, чтобы сбить нас со следа?

— Тогда куда пропало тело? — спросил Казачинский.

— Я не знаю, — пожал плечами Петрович, растирая лоб.

Все они чувствовали сейчас острое недовольство собой, потому что внятное и логичное решение, объясняющее все известные факты, никак не находилось.

— Схожу-ка я в театр, — сказал внезапно Опалин, поднимаясь с места.

— Нам идти с тобой? — спросил Петрович.

— Нет. Вы пока займитесь делом Демьянова. Надо понять, как он избавился от трупа жены.

— У него алиби, — напомнил Антон.

— Не верю я в его алиби. Он ее убил, больше некому. — Опалин снял с крючка серое пальто, надел его, обмотал шею шарфом и стал застегивать пуговицы.

— С чего ты взял? — не выдержал Казачинский. С его точки зрения раз за разом таскать на допрос безутешного инженера Демьянова, у которого пропала жена и который ничем не походил на убийцу, было пустой тратой времени.

— Он ее туфли своей сестре подарил! — свирепо ответил Опалин, всем корпусом поворачиваясь к Казачинскому и глядя на него как на личного врага. — И знаешь почему? Потому что он знает, что жена мертва и они ей больше не понадобятся. Я вам говорю: он ее убил! Так что продолжайте с ним работать.

— За что ему ее убивать? — подал голос Петрович. — Мы же всё проверяли. Жили они дружно, жена не была застрахована, любовницы у Демьянова нет, и у жены не было любовников. Никакого мотива.

— Мотив есть, но мы его не видим, — отрезал Опалин. — Где-то мы что-то упустили. Еще раз все проверьте: что она делала в последние дни, с кем общалась, куда ходила. Не было ли в ее поведении каких-то странностей, даже в мелочах. — Он сдвинул брови, отчего между ними пролегли две морщинки, и его молодое, симпатичное, открытое лицо с четко вылепленными, крупноватыми чертами вмиг стало серьезным и даже суровым. — Короче, ищите…

— Ваня, ты меня извини, но туфли — это не доказательство, — возразил Казачинский. — Может, сестра к нему пристала и выклянчила их. Он не хотел их отдавать, но пришлось уступить. Чем не вариант?

— Не надо изобретать для Демьянова оправданий, — сухо сказал Опалин, поправляя шарф. — Он убийца. Осталось ответить на два вопроса: почему он ее убил и куда дел тело. Вот ими и займитесь…

Выйдя за проходную, он несколько мгновений раздумывал, сесть ему в автобус или пойти пешком, и решил пройтись, чтобы заодно кое-что обдумать.

Любящая, но недалекая мать, сестра, которую Павлик посвящал в свои дела, но не до конца, случайная связь с девушкой из мира балета, любовь к признанной балерине, которую Ляля считала выдуманной, а еще автограф на открытке и только один друг — и, незадолго до гибели, ссора в театре… В том самом театре, возле которого Опалин увидит его бездыханное тело.

За последние дни Иван многое узнал о Павле Виноградове, но сыщика не покидало ощущение, что он все еще ничего не знает, что он, в сущности, блуждает в потемках и что разгадка должна быть где-то там, в здании, над которым парит Аполлон с квадригой лошадей. Опалин свернул в Щепкинский проезд и зашагал к служебному входу. Тяжелая дверь сладко зевнула всеми петлями и захлопнулась со звуком, напоминающим чавканье.