не сообщил, и потому я молчала, не сводя с него взгляд. Огарт тщетно прождал какой-то моей реакции, вздохнул, по-видимому, сетуя на тупость нынешних студентов, и принялся пояснять:

– Судя по направлению удара, огонь должен был поразить мозг. То есть полностью выжечь мозг Талиссы.

– Должен был? Но не поразил?

– Не так, как задумывалось, – следователь растянул губы в улыбке, но глаза оставались холодными. – О причинах неудачи вы сможете прочитать в учебниках, у меня нет времени останавливаться на этом подробнее.

– Да, конечно. – Я почувствовала себя неудобно. – Но я не представляю, кто мог желать Лиссе смерти. Это даже в голове не укладывается.

– У нее не было врагов?

– Не было! – искренне ответила я. – Это может быть ошибкой?

– В каком это смысле? Вы считаете, злоумышленник мог промахнуться?

Сарказм я ясно уловила, но не обратила на него внимания.

– Но может же быть такое, что убить хотели другого человека, но перепутали его с Лиссой?

Следователь откинулся на спинку стула и устало потер переносицу.

– Нет, Лилиана, не может. Такой магии всегда предшествует серьезная подготовка. Даже сильный маг не может направо и налево разносить дистанционные удары, так что вероятность того, что просто перепутана жертва, – нулевая.

– Я поняла. – Я облегченно выдохнула – меня мучала мысль о том, что могу быть причиной травмы Лиссы. – Но тогда точно не знаю, кто мог это сделать.

Лирс задал еще несколько вопросов, ответы на которые коротко записывал в небольшой блокнотик – я даже заскучала, погрузившись в свои мысли, как вдруг:

– У Талиссы в последнее время не пропадали вещи? Не делилась она с вами?

Я едва не зевнула.

– Не поняла, о чем вы говорите. Какие вещи? Деньги, украшения?

– Нет, меня интересует исключительно одежда – платья, футболки, мантия.

Я уже покачала было головой, как вдруг вспомнила утренний разговор с Лиссой. И действительно, вполне возможно, что свитер потерялся, но ведь не стал бы следователь просто так интересоваться одеждой пострадавшей?

– Она вроде бы говорила, что у нее пропал свитер. Синий, по-моему. А что?

Следователь записал что-то в своем блокноте и только потом равнодушно на меня взглянул.

– Стандартные вопросы, Лилиана, ничего более. Вы знаете, когда он мог пропасть?

После дюжины вопросов на тему, как выглядел свитер и куда мог деться, на которые не было ответов, Лирс меня отпустил. Я была зла и выжата как лимон. Дурой не являюсь и отлично поняла, что, раз личности Лиссы было уделено гораздо меньше времени, чем пропавшему свитеру, для расследования это имеет громадное значение, а значит, что? Значит, я должна понять, кто это мог сделать.

По пути в спальню я все размышляла о том, что никак не мог кто-то проникнуть в нашу комнату. Во всяком случае, не через дверь. Даже когда нам пришлось пустить на проживание Таматина, он вечно ждал нашего с Лиссой возвращения в коридоре – дверь чужих не пускает. А шарить в шкафу и выносить одежду на наших глазах попросту невозможно. Но вот был один момент, который вроде бы мне и привиделся, но после нападения на Лиссу вспоминался все более отчетливо. И предположений о том, кому нужна одежда Талиссы, у меня не было, но зато мучало подозрение, что Радагат ночью нашу комнату посещал и не через дверь. Если вспомнить, что после этого самого посещения чуть не погибла моя подруга, то становится по-настоящему страшно.

Я уже пришла в нашу с Лиссой комнату, закрыла дверь и прислонилась к ней изнутри спиной. Невидящим взглядом смотрела на пустые кровати, на стопку книг на столе – книги-то Лиссы, мой единственный учебник под подушкой лежит. И не только кровати были пусты, комната пустовала без Лиссы, сердце мое без нее пустовало – удивительно, что за такой короткий срок эта девушка стала моей настоящей подругой. Лиззи не стала ею за всю жизнь, а вот Лисса…

И если это Радагат посещал нашу спальню, то нужно было что-то решать. Нет, не думаю я, что проректор напал на подругу, но ведь подозрения нет-нет да и мучают, да и тревожат, и вот как с ними бороться? Только спросить. А потому я развернулась и бросилась в кабинет проректора. Скажет, что был в моей спальне, так не буду дальше и разговаривать – к следователю пойду. А скажет, что не был, так тем более к следователю бежать надо.

Секретарь на своем обычном месте отсутствовала – выходной ведь, и потому предупредить проректора о моем приходе было некому. Радагат вообще мог бы и отсутствовать на рабочем месте, отдыхать в городе, да еще и не один. Как только к мыслям о том, что проректор – преступник, добавилась догадка, что он с девушкой, я даже ускорилась. Неудивительно, что и в кабинет ворвалась чуть не снеся дверь.

– Лилиана? – Радагат был, как всегда, невозмутим, но я заметила промелькнувшее в его глазах удивление.

Я остановилась на пороге, боясь сделать шаг вперед. Если в виновность Радагата все же было сложно поверить, то в то, что на мои вопросы ответить он не захочет, – верилось легко. Приворот-то уже снят.

Я следила за прозрачными глазами проректора, пытаясь хотя бы по ним угадать, как мне себя вести, и заметила, что Радагат осматривает меня. Медленно, растянуто, словно бы и не видел никогда, будто впитывая в себя каждую частичку. Молчание повисло в кабинете, и я замерла, вся дрожа от этого взгляда, которым проректор словно бы касался моей кожи. Словно пальцы скользили по телу, и от каждого касания я воспламенялась.

Взгляд скользнул по лицу: коснулся губ, огладил щеки, и мы с Радагатом наконец-то встретились глазами. Проректор вздрогнул, дернул головой и отвернулся, будто бы ничего не случилось, будто и не было этого момента, когда все вокруг остановилось и остались в целом мире только он и я. Я смутилась, сама тоже отвернулась и уставилась в окно: вечереет, хорошо на улице, просторно, не душно…

– Что вы хотели, Тиррос?

И голос такой равнодушный, что жутко захотелось Радагата ударить. Так как опыт уже был, пришлось руки сжать в кулаки и несколько раз вдохнуть-выдохнуть, чтобы не сорваться. Все заготовленные речи из головы вылетели, и потому без всякого вступления, да еще и довольно резко спросила:

– Вы зачем в мою комнату ночью залезли?

Радагат поперхнулся, перестал строить из себя замороженного и ко мне все-таки повернулся. Я же по-прежнему смотрела в окно и за проректором следила краем глаза.

– А подробности можно услышать? А то мне самому интересно, зачем же я это мог сделать.

Такой