Элейн всхлипнула, и Ровена сжала руку двоюродной сестры.

Дядя Конрад кивнул, хотя казалось, что его мысли далеко отсюда.

– Не забудь попрощаться с матерью. Она очень расстроена, знаешь ли, – недовольно добавил он, будто молодые люди только что не наблюдали собственными глазами нервный срыв его жены. – Потому что любит тебя и переживает за твою безопасность. Война – это не игрушки, мой мальчик.

Колин сжал на прощание плечо отца и вышел из комнаты. Граф кивнул девушкам и последовал за сыном.

Ровена и Элейн так и остались стоять, взявшись за руки.

* * *

Мир сошел с ума, другого объяснения у Пруденс не было. Казалось, всего за одну ночь в Лондоне, словно из ниоткуда, появились тысячи солдат. Молодая женщина старалась отгородиться от картин и звуков надвигающейся войны, но пронзительные голоса мальчишек-газетчиков на каждом углу кричали о последних вестях с поля боя.

Видимо, война способствовала расцвету газетного дела.

Пруденс выбрала фунт чая и поморщилась при виде ценника. В первые недели после объявления войны люди в панике скупали все, что попадалось под руку. Товары стремительно исчезали с прилавков, цены взлетели до небес. Хотя сейчас сумятица немного улеглась, торговцы не спешили упускать прибыль, и Пруденс беспокоилась, что придется снова воспользоваться сбережениями, иначе им просто нечего будет есть. Эти деньги были отложены на обучение Эндрю в ветеринарном колледже, но сейчас Пруденс волновало не это. Больше всего на свете она боялась, что Эндрю уйдет на фронт.

Новости о сражении при Монсе потрясли всех. Пруденс знала, что сама мысль о том, что королевская армия отступает перед германским натиском, не дает Эндрю покоя. Каждый вечер она боялась, что он придет домой и сообщит, что записался добровольцем. Эндрю не тот человек, чтобы сидеть сложа руки, пока соотечественники отдают свою жизнь за короля.

И что тогда станет с их мечтами и надеждами?

Последней остановкой стала лавка зеленщика на первом этаже дома, где была их квартира. Пруденс выбрала луковицу, несколько фунтов картошки, упругий кочан капусты, пучок моркови и положила в корзину, поверх чая и небольшого куска грудинки, на который раскошелилась у мясника. Готовка пока давалась с переменным успехом, но Мюриэль, старшая подруга и наставница, научила ее тушить мясо с овощами, и даже Пруденс не могла их испортить.

У подножия лестницы Пруденс остановилась, почувствовав внезапную дурноту. И почему летом Кэмден-Таун кажется намного жарче Мейфэра? Она тяжело переносила жару и страдала головными болями и приступами головокружения. В последнее время они случались все чаще. Эндрю настаивал, чтобы сегодня она отдохнула, но кто тогда сходит за покупками и приготовит обед? Конечно, Пруденс не стала говорить это вслух. Эндрю и так переживал, что они не могут позволить себе нанять служанку.

Пруденс оперла корзинку для продуктов о бедро и с осторожностью поднялась по ступенькам. Открыла дверь и чуть не споткнулась от неожиданности, увидев сидящего у кухонного стола Эндрю. При виде его решительно сжатых губ и умоляющего взгляда она не на шутку испугалась.

Странное головокружение вернулось, но Пруденс не поддавалась слабости. Прислонилась к дверному косяку, прикрыла на миг глаза и приготовилась услышать новости.

– Ты сегодня рано вернулся.

– Да.

Эндрю поднялся со стула и взял у жены корзинку. Поставил на стол и принялся методично, как делал всю работу, разбирать покупки. Пруденс наблюдала за ним с порога.

В ушах звенело от долетавших через открытое окно уличных звуков и ровного жужжания вентилятора, но Пруденс не спускала глаз с мужа. Она знала, что предстоит услышать, и внезапно больше всего на свете ей захотелось оттянуть неизбежное.

Головокружение прошло, и Пруденс медленно вошла в комнату, захлопнув входную дверь. Не спеша помогла мужу разложить остаток продуктов.

– Я хотела приготовить сегодня мясо с овощами. Ты же любишь рагу.

– Люблю. Пруденс… – В низком голосе Эндрю звучали виноватые нотки.

– Тогда налей в кастрюлю воды и поставь на плиту.

Не дожидаясь ответа, Пруденс проскользнула в ванную и налила в крохотный тазик немного воды. Она еле сдерживала слезы и не хотела, чтобы Эндрю их видел, потому что он собирался бросить ее и уйти на войну, и ничего с этим уже не поделаешь. Через две недели начинались занятия в Королевском ветеринарном колледже, но и учеба его не удержит. Все, ради чего они трудились со дня своей неожиданной свадьбы, в одночасье потеряло смысл.

По щекам побежали слезы. Снова ее покидает любимый человек. Сначала оставила мать, потом сэр Филип, затем Ровена. Вот и Виктория вступила в новую, увлекательную жизнь, где не нашлось места для Пруденс. Она и замуж вышла за Эндрю, потому что верила: он никогда не бросит ее. Никогда.

А сейчас и он уходит.

Пруденс побрызгала на лицо холодной водой и вытерла глаза. Распустила волосы, хорошенько расчесала и скрутила в незамысловатый пучок. Сделала глубокий вдох и вышла из ванной, навстречу неизбежному.

Эндрю стоял посреди комнаты, безвольно опустив руки. Пруденс еще никогда не видела его в такой растерянности и, хотя сердце щемило от боли, твердо решила не показывать своего смятения. Лучше ему не знать. По всей Британии сейчас женщины прощались с дорогими им мужчинами. Не стоит добавлять Эндрю новых тревог, пусть идет на войну со спокойным сердцем.

– Пруденс…

Она подошла к мужу и взяла его за руки. От тяжелой работы кожа на его пальцах огрубела, но Пруденс знала, какими сильными и нежными бывают эти руки, когда обнимают ее. Она наклонилась и поцеловала мозоли на его ладонях.

Эндрю прижал ее к себе, и Пруденс со вздохом втянула воздух:

– Я знаю, родной, все знаю.

– Так надо, Пру.

В груди медленно разгорался жар обиды. Надо? Кому? Не ему и не ей, это уж точно. Королю? Стране? Пруденс с усилием подавила растущий гнев. Споры не остановят Эндрю, впрочем, как и слезы. Древнее, как само время, чутье подсказывало, что ничто уже не свернет его с выбранного пути.

– Когда? – зарывшись лицом в его грудь, спросила Пруденс.

– Пока не знаю. Я записался только сегодня. Добровольцев много, поэтому пока там неразбериха, но я уже знаю, что меня отправят в Солсбери на учения.

Пруденс кивнула – комок в горле мешал говорить. Эндрю приподнял ее подбородок, пытливо заглянул в глаза. После побега из Саммерсета и горькой правды о своем происхождении Пруденс цеплялась за Эндрю как за последнюю опору. И сейчас она не хотела разжимать объятия, словно надеялась удержать его.

– Спасибо, – произнес он.

– За что?

Эндрю не ответил. Лишь наклонил голову и прижался губами к ее губам. Она ответила на поцелуй со всем отчаянием, которое способно породить горе, словно хотела на прощание сохранить в своем сердце воспоминание о родном человеке.