– Не важно, хочешь ты на мне жениться или нет. Я уже ответила тебе, и не единожды: нет.

Кит стиснул зубы, и при виде боли на его лице у Виктории сжалось сердце. Сама того не желая, она растрогалась. Захотелось протянуть руку и погладить его по щеке, чтобы смягчить причиненную обиду.

– Ты выразила свои намерения предельно ясно. Но я почему-то надеялся, что ты передумаешь.

Виктория ахнула, моментально позабыв о жалости:

– Да это вы не в своем уме, сэр! Да еще и эгоист в придачу!

Ей захотелось влепить ему пощечину, лишь бы стереть с лица это самодовольное выражение, но вместо этого она резко развернулась и зашагала прочь.

– Значит, мы не пойдем завтра на русский балет?

Виктория остановилась и посмотрела через плечо. Кит стоял, прислонившись к стене и скрестив на груди руки. В голубых глазах поблескивал веселый огонек. Какой же он невыносимый насмешник! Словно прочитав ее мысли, молодой человек с чувством процитировал:

Что дружба? Легкий пыл похмелья,

Обиды вольный разговор,

Обмен тщеславия, безделья

Иль покровительства позор?

Александр Пушкин! Да как он смеет обращать ее собственное оружие против нее самой?! Это ее привычка – подкреплять свои слова цитатами великих людей. Виктория рванула на себя ручку двери, но вдогонку донеслось:

– Я пришлю за тобой автомобиль в семь.

– Не стоит беспокоиться. У меня есть своя машина.

Какое самомнение! Естественно, она никуда не пойдет. Ни за что! Но пока шофер открывал дверцу и усаживал Викторию в автомобиль, решимость ее на глазах таяла. Кит купил билеты в ложу, а Виктория обожала русский балет.

Прикрыв глаза от утреннего солнца, Ровена сидела в шезлонге на огромной лужайке Саммерсета. Потягивая чай со льдом, она перебирала в уме все не сделанные к свадьбе приготовления.

После романтического фарса с Себастьяном стена вялого оцепенения, возведенная Ровеной вокруг себя, рухнула. Она стряхнула долгий сон и почувствовала, что готова к новой главе своей жизни. Возможно, тетя права, и умная женщина действительно может получить свободу только в хорошем браке. А ведь замужество за Себастьяном открывает прекрасные перспективы, даже если этот союз не сулит ей жаркой страсти.

Поэтому впервые после помолвки Ровена искренне ждала дня свадьбы – правда, пока всего лишь как средства для достижения своих целей. Она уже с нетерпением представляла себе, как станет хозяйкой Эддельсон-Холла, пусть даже особняк и уступал величием Саммерсету. Но больше всего ее радовало то, что в качестве свадебного подарка Себастьян заказал ангар для личного аэроплана будущей супруги. Воспоминания о Джонатоне возвращались все реже и не несли с собой обжигающей боли; скорее, теперь при мысли о пилоте ее охватывало лишь сожаление о потере.

Давно пора забыть прошлое и заняться своей жизнью.

Рядом с Ровеной непривычно тихая тетя Шарлотта лениво перелистывала страницы журнала, с другой стороны прилегла Элейн. Виктория и Элинор отправились в Лондон обставлять новую квартиру. По счастливому виду сестры Ровена поняла, что та вернется в поместье не раньше чем за неделю-другую до свадьбы. До намеченной даты торжества оставалось всего шесть недель.

Солнце закрыла тень, и Ровена подняла глаза из-под широкополой соломенной шляпы, которая защищала от загара ее бледную кожу. Тетя Шарлотта не уставала повторять, что выходить к алтарю со смуглым или, не дай бог, облупившимся лицом недопустимо.

– Колин! – закричала Элейн, вскочила с кресла, и брат подхватил ее в объятия. – Что ты тут делаешь? Я думала… – Элейн оборвала фразу и бросила опасливый взгляд на мать.

Ровена тоже искоса рассматривала графиню в ожидании ее реакции. Прошло уже больше недели с того дня, как кузен наконец-то решился сообщить родителям о поступлении в армию, и тетя Шарлотта в мелодраматическом порыве изгнала его из родного дома.

– Я послала за ним, – спокойно заявила леди Саммерсет.

– Так и знал, что ты не сможешь жить без меня, – ухмыльнулся Колин.

Только ему дозволялось дразнить мать и оставаться безнаказанным.

– Не льсти себе. Твой отец уговорил меня позволить тебе вернуться. Очевидно, он решил, что я приняла поспешное решение.

– Признайся, мама. Ты же будешь по мне скучать.

Графиня ответила отнюдь не деликатным фырканьем:

– На самом деле я умоляла отца прибегнуть к связям и избавить тебя от совершённого безрассудства, но он решил, что армия пойдет тебе на пользу. И хотя я согласна, что в твоей жизни отчаянно недостает дисциплины, не сомневаюсь, что нашлись бы и иные способы, достойные твоего титула и не грозящие смертельной опасностью. – Леди Шарлотта театрально вздохнула. – И почему даже взрослые мужчины так любят играть в солдатиков?

Последняя фраза адресовалась Ровене и Элейн, но те знали, что лучше промолчать.

Графиня погрозила сыну изящным пальчиком:

– Вы еще пожалеете о своей глупости, молодой человек, помяните мои слова.

– Да, мама, – вздохнул Колин.

– Посидишь с нами? – с надеждой предложила Элейн. – Я попрошу слугу, чтобы принес тебе шезлонг.

Брат покачал головой:

– Нет. Хочу поговорить с отцом. Я получил назначение, отцу хотя бы интересно, куда меня определили. – Он бросил на мать многозначительный взгляд, который она проигнорировала.

– Мне тоже интересно, – подала голос Ровена.

Колин казался довольным собой и горделиво оглаживал унылый зеленоватый кавалерийский мундир, будто вечерний костюм от лучшего портного.

– Перед вами офицер Первого королевского драгунского полка. Меня откомандировали в Лакнау.

Леди Шарлотта снова фыркнула – судя по всему, назначение сына ее не впечатлило.

– Как чудесно! – воскликнула Ровена.

На самом деле она не знала, можно ли считать отправку в Индию хорошей новостью, но ей хотелось загладить недовольство его матери.

– Тогда мы приедем к тебе в гости! – захлопала в ладоши Элейн.

Тетя Шарлотта поднялась с шезлонга:

– Возможно, ты наконец-то сможешь найти себе в Лакнау мужа, милая. Уверена, в этой глуши мужчины не особо привередливы.

Графиня развернулась и вальяжно зашагала прочь, будто только что не вонзила в сердце дочери ядовитую стрелу.

Глаза Элейн налились слезами ярости.

– Не расстраивайся, Лейни. – Колин обнял сестру за плечи. – Она сердится на меня, но вымещает злость на тебе.

Девушка ответила горьким смехом:

– Какая разница. Я никогда не могла ей угодить. Да и как? Ведь мне не повезло родиться мальчиком.