умерла в детстве, Джин жива и здорова, но живет в Австралии, а Полл сюда не затащишь, потому что они при встрече тут же начинают ссориться. Я иногда заглядываю в книгу посетителей, ища имя Винса, хотя в действительности и не ожидаю его увидеть.

Я с удовольствием посещаю Кисси. С ней, по крайней мере, можно поговорить, не впадая в гнев или замешательство. Я могу спокойно болтать с ней о Полл, имея в ее лице сочувственную слушательницу. Также она (вот это действительно глупо) верит, что у меня может быть своя жизнь. Если я могу посоветоваться с кем-нибудь (не умершим) по поводу того, чтобы жить отдельно от Полл, то только с Кисси.

Она сидела в гостиной у телевизора и смотрела «Технику акварельного письма» вместе с уродливой сморщенной женщиной.

— Он правильно сделал из этого собачий завтрак, — говорила Кисси, — вообще неизвестно, для чего это предназначалось.

Она заметила меня, и ее лицо просветлело.

— О, — сказала она, сжав мою руку, — Кэтрин пришла, как мило. Ты выглядишь прекрасно, дорогая. Пойдем ко мне.

Я помогла ей подняться, и она самодовольно улыбнулась женщине, оставшейся в компании Ханы Гордон.

— Просто стыд, — прошептала она мне, — она вообще никто.

Я не поняла, что Кисси имеет в виду: эта женщина была никем раньше или она сейчас никто. А может, и то, и другое.

Мы медленно прошли по коридору к ее комнате и осторожно стали пробираться через ее коллекцию мягких игрушек.

— У меня прибавилось еще несколько с тех пор, как ты была здесь последний раз, — радостно проговорила она, — их приносит Эдит. А вон ту, розовую, я выиграла в лотерею для сердечников.

— А прислуга не ругается? В смысле они все очень милые. — Я взяла с кресла пару собачек и огляделась, куда бы их сунуть, потом незаметно ногой затолкала под кровать. — Когда так много всего, то, наверное, трудно убирать? Они не возражают?

— Думаю, нет. Они так добры ко мне. Нам здесь не разрешают иметь домашних животных. Когда доживешь до моих лет, тебе тоже нужен будет кто-нибудь, кого можно погладить. — Она погладила собачку, как будто та была живая, и я увидела, как пучок белого меха спланировал на пол. — Это мой новый пес. Я собираюсь назвать его Дьюлакс.

Он неуклюже свешивался у нее с руки, так что можно было подумать, что его сбила машина.

В дверь просунула голову кухарка Элли.

— Принести вам что-нибудь выпить? Я как раз собираюсь проехаться с тележкой.

Вид Элли всегда вызывал у меня дрожь. Когда я увидела ее впервые, то решила, что ей около пятидесяти, но как-то она стала рассказывать о себе, и я узнала, что она всего на десять лет старше меня. Да, ее кожу не изрезали морщины, а волосы с химической завивкой не были седыми. Но она напоминала чудовище. Руки как гигантские окорока, сама она едва могла протиснуться в дверной проем. Такая жуткая фигура неизменно обращала на себя внимание, так что совершенно незнакомые люди на улице останавливались и глазели на нее. Мне следовало бы чувствовать к ней нечто вроде солидарности — толстухи, объединяйтесь! Но она была мне отвратительна. Вот что тебя ждет, говорил мне внутренний голос, когда на горизонте возникал ее силуэт.

— А вот и моя прекрасная няня, — сказала Кисси. — Нам, пожалуйста, два чая и по пирожному. Забудем о фигурах!

Элли плутовски подмигнула:

— Сейчас все будет готово.

Все здесь ее любили.

— Мне чай без сахара, — крикнула я в ее массивную спину.

Элли принесла нам чай и тяжелой походкой удалилась. Кисси повернула голову сначала вправо, потом влево, беззаботно болтая о пустяках, потом понизила голос:

— Как там твой тайный бойфренд?

Конспирация, чтоб ей пусто было.

— Положи сюда печенье, я его съем.

Я распахнула пластиковый пакет, и мой желудок заурчал, когда я почувствовала запах шоколада. (Представь, промчалось у меня в голове, представь, что оно уже у тебя во рту.)

— Мы поссорились, — сказала я решительно.

— Ах, милая! Какая жалость! Что случилось?

— Он слишком большой собственник. Мне нужна свобода. — Я вспомнила силуэт Донны в высоком окне, и у меня кольнуло в сердце. — Он недостаточно уважает меня. — То есть он оказался не таким замечательным, как я думала.

Кисси нахмурилась и пригорюнилась.

— А что, Полл до сих пор ничего не знает? Это очень умно. — Она откусила печенье и задумчиво стала жевать. — Итак, вы поссорились. А ты не можешь с ним помириться?

— Нет. Некоторое время мне нужно побыть одной. У меня экзамены…

— Ну да, тебе следует сосредоточиться на занятиях, это верно. Почему ты не берешь пирожное?

— Я так плотно позавтракала (крошечная упаковка диетического йогурта, с которой я управилась за тридцать секунд), я оставлю его на потом. Кисси, скажи мне, а что, Полл действительно бедная? Я не о том, хватает ли ей на хлеб. Мне интересно, есть ли у нее сбережения? Или, может, старинные вещи, которые можно продать? Что-нибудь на черный день?

Кисси вытерла салфеткой следы шоколада на губах.

— Это не мое дело, дорогая. Не думаю, что у нее есть что-нибудь в этом роде, она никогда мне не говорила. — Она скомкала салфетку. — Ты ведь знаешь, я уже отдала ей каминные часы Флоренс. У меня есть совсем небольшой вклад в «Эбби Нешнл», и больше ничего. Все это перейдет к тебе вместе с кольцами моей матери…

— О господи, — сказала я в замешательстве, — я совсем не думала об этом. Во всяком случае, в ближайшее время ты ведь никуда не собираешься?

— Будем надеяться, что нет. — Она рассмеялась, но потом пробормотала что-то неразборчивое.

— Привет, подружки! — Сияя лысиной, вошел мистер Пул, в прошлом мясник в Бэнк Топ. — Как поживаете? Извините за вторжение. — Он прислонил свои ходунки к дверному косяку. — Присмотрите за моим байком! Я шел к выходу, но решил передохнуть. И вот я подумал, не зайти ли к милой миссис Саутворт?

Кисси вся так и сияла:

— Несносный вы человек!

— Проба, проба. — Мистер Пул постучал по своему наушнику. — Мамочка, вы меня слышите?

— Чем могу быть полезна, сэр?

— Я не стану вас затруднять.

Они иногда хуже детей, когда разойдутся.

— А как поживает твоя бабушка Полл? — отдышавшись, мистер Пул обратился ко мне. — Все такая же чудачка?

Я увидела краем глаза, что Кисси мне кивает.

— Полианна Миллер была грозой крикетной площадки шестьдесят лет назад. У нашего Джона все еще шрам от ее удара, когда она стукнула его, требуя, чтобы он вступил в «Овалтиниз». Она переживала, что он выиграл соревнования и золотой значок. Чуть