Пререкаться с Васькой было бессмысленно, и Мика посчитала залучшее не раздувать скандал. Не говоря больше не слова, она попятилась к дверии плотно прикрыла ее за собой.

К завтраку Васька не вышла.

Это означало, что и в школу она, скорее всего, не пойдет.Обычное дело, Васька появлялась там, когда хотела (а чаще не хотела).Последующие телодвижения Васьки тоже были ясны, как божий день: телевизор доодури и дворовые приятели, если телевизор, дай-то господи, надоест.

Мика была вовсе не так свободна, как Васька. Каждое утро, кромевыходных, она отправлялась на работу. Не самую лучшую и не самуювысокооплачиваемую на свете.

Raumpflegerin[3] – так называлась еедолжность официально. Raumpflegerin или в просторечии пуц-фрау. Быть уборщицей– совсем не то, что быть менеджером по персоналу или звездой мыльных опер, исовсем-совсем не то, что быть Джоном Малковичем, – это не предел мечтаний и невершина карьеры. Но Мика вовсе не стремилась к карьере, для карьеры необходимокак минимум высшее образование, требующее денег и времени, а ни того, нидругого у Мики просто не было. Из капитала в тридцать тысяч она и копейки насебя не потратит. Все должно принадлежать Ваське, если когда-нибудь онавозьмется за ум. Но даже если не возьмется – ничего это не меняет.

На контору «Dompfaff»[4], логистика имеждународные перевозки, Мика наткнулась совершенно случайно, в несколькихкварталах от дома, на Левашовском проспекте, недели через три после известия осмерти Солнцеликого. Воспоминания о deutsch и сдвоенных буквах в фамилииБрюггеманн было слишком живо, чтобы не посчитать таинственную «Dompfaff» знакомсвыше. Толкнув непрезентабелыгую дверь офиса, расположенного на первом этажежилого дома, Мика оказалась чуть ли не в объятьях молодого человека сиспуганным лицом ефрейтора, едва унесшего ноги из Сталинградского котла.

Типичный фашик. Немчура поганая, подумала Мика.

На бейдже немчуры значилось «Ralf Norbe», и, если бы неиспуг, слегка искажавший черты, и общая пресность облика, Ральфа вполне можнобыло назвать симпатягой.

– Мне нужен Тобиас Брюггеманн, – сама не знаяпочему, брякнула Мика.

– Найн нет вы ошиблись фройляйн здесь нет ТобиасаБрюггеманна здесь есть Клаус-Мария Шенке Себастьен Фибелер Йошка Плауманн и вашпокорный слуга – у немчуры оказался вполне сносный русский, единственное, чтопортило его, – полное отсутствие интонаций, полное отсутствие знаковпрепинания в предложениях, как если бы Ральф читал с листа совершеннонезнакомый и малопонятный ему текст. Русский текст, написанный немецкимибуквами.

– Как странно…

Кроме Ральфа в небольшой двадцатиметровой комнате находилисьофисный стол, два стула, кресло, замотанное в полиэтилен и множествонераспечатанных коробок с оргтехникой. Дверь в соседнее помещение былаприоткрыта, и за ней тоже высились коробки.

– Как странно, – снова повторила Мика. –Тобиас сообщил мне именно этот адрес… Вы ведь только что открылись?

– О да, – подтвердил Ральф.

– И, наверное, набираете персонал?

В слове «персонал» не было ничего трудного даже дляперепуганного немца. Но Ральф несколько томительных секунд мялся, прежде чемответить:

– О да.

– Вот и замечательно. Я готова приступить к работе всамое ближайшее время.

– Дело в том милая фройляйн что мы не берем людей с улицы.Я правильно выразился?

– Еще более странно, – кроткая Мика и неподозревала, что в ней скрыты такие обширные и совершенно неразведанные залежинахрапистости и цинизма. – Тобиас уверил меня, что прием на работу пройдетбез осложнений…

– Как вы сказали? Тобиас… – – Тобиас Брюггеманн:

– Хорошо оставьте пожалуйста свой телефон, я позвонювам.

Как же, позвонишь, подумала Мика, покидая негостеприимноебунгало «Dompfaff'a».

И ошиблась.

Ральф Норбе позвонил через два дня и все тем же бесцветнымбумажным голосом сообщил Мике, что руководство ждет ее в конторе.

– Так уж сразу и руководство! Зачем беспокоитьруководство? – сразу же струхнула Мика. – На высокую должность я непретендую, а уровень моей компетенции… Его могли бы оценить и вы, Ральф.

– Это серьезный шаг фройляйн, – парировал юныйефрейтор.

…Клаус-Мария Шенке оказался бывшим лютеранским пастором,изгнанным из лона церкви за. прелюбодеяния с прихожанками, Себастьен Фибелер иЙошка Плауманн – потешной гомосексуальной парой, а младшенький из всей компании– Ральф Норбе – сводным братом Клауса-Марии и меланхоличным любителем нюхнутькокаин по совместительству. Привязанность к кокаину вылилась в полтора годаотсидки в JVA[5]. Именно JVA он был обязан своим почтибезупречным русским – его соседом по камере был натурализовавшийся в Германииотморозок из Казахстана, которого загребли за вооруженный налет на супермаркет.

О прелюбодеяниях, кокаине и гомосексуальной связи Микаузнала много позже, а тогда Клаус-Мария, Себастьен, Ральф и Йошка были для нееработодателями с незапятнанной репутацией. Белыми воротничками, белымиангелами, белыми-воронами, единственными из оставшихся в живых в Сталинградскомкотле. Высокое собрание ангелов предложило ей несколько должностей, из которыхМика, трезво рассчитав силы, выбрала ту самую пуц-фрау. А потом еще долгогадала – случай ли это, или… Или Тобиас Брюггеманн?

Епископ Тобиас Брюггеманн, единственный, кто до последнегосчитал, что Клаус-Мария Шенке не потерян для Бога.

Старый добрый дядюшка-трансвестит Тобиас Брюггеманн, не будьего – Себастьен и Йошка никогда бы не встретились.

Свой в доску надзиратель Тобиас Брюггеманн, за небольшуюмзду закрывавший глаза на содержимое посылок для Ральфа.

У каждого есть собственный Тобиас Брюггеманн. справедливорешила Мика.

Все четверо немцев оказались милейшими людьми, совсем непохожими на проходимцев, – вот только какое отношение они имеют клогистике и международным перевозкам, Мика так и не поняла. При том уровнекомпетенции, который они демонстрировали, «Dompfaff» просто обязан былпрогореть, если не через месяц, то, по крайней мере, через полгода. Но этого непроизошло, напротив, фирма разрослась, как сорняк, пополнилась молодымиамбициозными сотрудниками сплошь с дипломами юридической, финансовой и прочихакадемий, и с задворков Левашовского проспекта Клаус-Мария – Себ – Йошка-Ральфперебрались на более респектабельную Введенскую, а затем и наКаменноостровский. Если так пойдет и дальше, то в скором времени они могутоказаться в Мариинском дворце, отобрав часть помещений у городскогоЗаконодательного собрания – и такой поворот событий не исключен, хотя неочень-то улыбается Мике.