— Тернер.

— Я не ослышалась?

Господи, неужели она никогда не перестанет задавать вопросы?

— Нет, — ответила Миранда. — И поскольку он намерен вскоре уехать к себе, то сейчас решил проводить меня домой.

Последние слова были полной выдумкой, но она решила, что при сложившихся обстоятельствах у нее есть оправдание вранью. К тому же, вероятно, теперь Тернер уедет в свой дом в графстве Нортамберленд, все вернется на свои места и жизнь пойдет обычным чередом.

Оливия стояла, опершись о косяк двери, так что протиснуться мимо нее было почти невозможно.

— Тогда почему ты в таком отвратительном настроении? Тебе же всегда нравился Тернер, не так ли?

Миранда едва не расхохоталась. А потом едва не расплакалась, вспомнив, как тот с ней разговаривал. Он посмел приказывать ей, словно она какая-то… уличная девица!

И это происходит в Хавербрейксе — доме, который давно стал для нее родным.

Миранда отвернулась — она не хотела, чтобы Оливия увидела ее лицо. Как он осмелился поцеловать ее, если она ему безразлична?!

— Что с тобой? — тихо спросила Оливия. — Ты на себя не похожа.

— Ничего, все хорошо.

Миранда, слегка задев подругу, быстро протиснулась в дверь.

— У тебя такой голос…

— Я расстроена из-за Летиции, — попыталась объяснить Миранда.

И это действительно была правда, потому что та превратила Тернера совеем в другого человека.

Но ее подругу было не так легко обвести вокруг пальца. Она кинулась следом за Мирандой, когда та почти бегом пронеслась вниз по лестнице, ведущей в холл.

— Летиция? Ты шутишь!

Миранда чуть не поскользнулась на лестничной площадке и ухватилась за перила.

— Летиция была гнусной ведьмой, — продолжала Оливия. — Она принесла Тернеру несчастье.

Неожиданно перед ней возник старший брат.

— Ой, Тернер, добрый день.

Он вежливо кивнул сестре:

— Здравствуй, дорогая!

— Миранда говорит, что ей жаль Летицию. Не могу этого слышать!

— Перестань! — одернула подругу Миранда.

Тернер мог ненавидеть свою умершую жену — хватит того, что он с казал на похоронах — но есть определенные рамки приличия, которые недопустимо нарушать.

— Какой вздор! Он ее терпеть не мог, и мы все это знаем, — не унималась Оливия.

— Моя дорогая сестра, как всегда, прямолинейна и чистосердечна, — пробормотал Тернер, и брови у него насмешливо поднялись.

— Ты всегда говорил, что не выносишь лицемерия, — не осталась в долгу Оливия.

— Это правда. — Он посмотрел на Миранду: — Ну так мы едем?

— Ты отвезешь ее домой? — спросила Оливия, хотя подруга только что ее об этом оповестила.

— Мне нужно поговорить с отцом Миранды.

— Разве Уинстон не может это сделать?

— Да замолчишь ты наконец?!

Миранда не знала, что ее больше смущает: сводничество Оливии или то, что она беззастенчиво делает это перед Тернером.

— Моему брату незачем ехать туда, — спокойно возразил Тернер. — Он не вполне компетентен для беседы об искусстве.

— Ну, он мог бы поехать хотя бы за компанию.

— Но не в моем парном экипаже.

У Оливии округлились глаза.

— Ты едешь в новом экипаже?

Экипаж был действительно роскошный, быстрый. И Оливия умирала от желания поскорее взять в руки вожжи.

Тернер улыбнулся и на мгновение стал прежним — таким, каким многие годы его знала и любила Миранда.

— Возможно, я даже позволю твоей подружке управлять, — сказал он, чтобы подразнить сестру.

Это сработало. Оливия издала гортанный звук, как будто захлебнулась собственной завистью.

— Пока, сестричка! — ухмыльнулся Тернер и, взяв Миранду под руку, повел ее к двери. — Увидимся позже… Вернее, ты увидишь, как я проезжаю мимо.

Миранда подавила смех.

— Зачем ты ее подначиваешь? — попеняла ему она, когда они спускались по ступеням к подъездной дорожке.

Тернер лишь беспечно пожал плечами:

— Она этого вполне заслуживает.

— Вовсе нет, — пробормотала Миранда, чувствуя, что она должна вступиться за любимую подругу, несмотря на то что сценка между братом и сестрой ее очень повеселила.

— Ты так считаешь?

— Согласись, что вы вели себя ужасно.

— Недопустимо, — согласился он и помог Миранде сесть в экипаж.

Ей не верилось, что она сидит рядом с Тернером. Странно, но она не испытывает к нему никакой неприязни.

Несколько минут они ехали молча.

Экипаж был выше всяких похвал, и Миранда представила себя модной, шикарной леди.

— Ты сегодня кое-кого покорила, — прервал молчание Тернер.

Она замерла.

— Уинстон, кажется, от тебя в восторге.

Миранда ничего на это не ответила. Что сделать, чтобы не уронить достоинства? Возразить? Но тогда это будет выглядеть кокетством. Согласиться? Как бы это не прозвучало хвастливо или язвительно. Или, что всего хуже, он может подумать, что она хочет вызвать у него ревность.

— Полагаю, мне следует дать тебе свое благословение.

Миранда в смятении повернулась к нему, но Тернер невозмутимо смотрел на дорогу.

— Для тебя это, несомненно, выгодная партия, да и для него тоже. На большие деньги рассчитывать не стоит, так как он младший сын, но ты возместишь этот недостаток своим здравомыслием и рассудительностью.

— Я…

Миранда не знала, что сказать. Это что, комплимент? Но уж чересчур прямолинейный. Ей вовсе не хотелось, чтобы Тернер восторгался ее достоинствами, если единственное объяснение этому — желание выдать ее замуж за брата. Как же реагировать на подобную похвалу?

Ей вдруг захотелось быть красивой, очаровательной. Или здравомыслящей.

Господи! Какое жалкое определение!

Миранда чувствовала, что он ждет, ответа, и еле слышно промолвила:

— Спасибо.

— Я не желаю моему брату совершить такие же ошибки, какие выпали на мою долю.

Она мельком взглянула на него: лицо напряжено, глаза устремлены вперед на дорогу.

— Ошибки? — переспросила она.

— Оплошность. Одну-единственную.

— Это Летиция?

Экипаж медленно остановился.

— Да.

Он поднял на нее глаза.