— Уходи отсюда! Опять стучишь! Вечно стучишь и гремишь!

И мы, все трое, ушли. Что еще оставалось? Настроение у нас было препоганое, даже у Дафни, хоть она и терпеть не могла свою тетю.

Миссис Куттс завершила воскресный завтрак третьей чашкой чаю и очередным воззванием к супругу — заклеймить с кафедры тех, кто позволит себе на следующий день вольности. Викарий молча отправился наверх переобуться.

Служба по большей части прошла как всегда. Необычным было лишь то, что рядом с миссис Гэтти сидела морщинистая желтолицая дама с маленькими черными глазками, а мистер Гэтти, никогда не пропускавший воскресные службы во время своего пребывания в Солтмарш, отсутствовал. Зато пришли Берт с Корой. Очень странно.

Когда служба закончилась и викарий произнес благословение, миссис Гэтти немедленно поднялась с колен и по главному проходу направилась к дверям. Миссис Брэдли поспешила следом. Остальные прихожане, дождавшись, пока мы с викарием пройдем в ризницу, тоже устремились на улицу. А дальше оставалось только удивляться. Когда все вышли, миссис Гэтти, встав у старой надколотой чаши для святой воды, указала пальцем на сквайра и четко произнесла:

— Был львом, а убиен челюстью ослиной.

Таким экстравагантным манером она намекала на то, что сэр Уильям, будучи на военной службе, счел должным подать прошение об отставке из-за пущенной о нем злобной сплетни. От слов миссис Гэтти он страшно покраснел и, послав ей пристальный взгляд, быстро двинулся к покойницким воротам, почти волоча за собой державшую его под руку Маргарет. Тогда миссис Гэтти переключила внимание на хозяина таверны, лысого здоровяка с бледной физиономией и водянистыми глазами. Мне он никогда не нравился, хоть и доставал нам кокосы по дешевке и казался человеком добродушным.

— Ты — свинья нечистая, свинья, вот кто ты! — произнесла она.

Хозяин таверны улыбнулся с редким самообладанием.

— Именно так, миссис Гэтти. — Улыбаясь, он делался гораздо симпатичнее.

И сразу ушел.

Следующим на глаза миссис Гэтти попался я. Мы с викарием как раз подошли к двери в ризницу.

— Козленок! Молодой козлик!

Я, кажется, покраснел, но все-таки засмеялся и сказал:

— Оставьте, миссис Гэтти. — И хотел что-то добавить, но миссис Брэдли сделала мне знак уйти. И почему люди слушаются эту маленькую старушку?

Брэнсом Бернс, финансист, был назван акулой. В ответ он лишь приподнял шляпу и поспешил за сквайром и его дочерью. Наверное, его не впервые так называли. Внимания миссис Гэтти удостоились и некоторые другие. Миссис Брэдли вскоре увела ее, но викария спасти не успела. Куттса сравнили с крутолобым бычком, его жену — с верблюдицей, а бедную Дафни — с заносчивым жирафом; совершенная клевета, и в другое время я бы не преминул на это указать. Дафни держалась хорошо, даже похихикала, и мы отправились домой, сопровождаемые едкими замечаниями хозяйки Моут-Хауса. К счастью, идти было не больше тридцати ярдов.

— Интересно, а куда подевался мистер Гэтти? — спросила Дафни, едва я повесил шляпу на крючок. Шляпу я вообще-то ношу только по воскресеньям. — Не пойти ли нам в кабинет, Уэллс? Я поделюсь с вами некоторыми соображениями на этот счет.

В тот день мне предстояло проводить вечернюю службу, а в таких случаях, не знаю почему, я всегда дергаюсь. Утром все проходит отлично, зато, как поется в одном гимне, «в торжественный вечерний час», у меня поджилки трясутся. Викарий не хотел, чтоб я читал проповедь по бумажке. По его мнению, сельчане этого не любят, и нечего и говорить, так оно и есть. Словом, мне по множеству причин следовало хорошенько подготовиться, но я решил, что еще успею, и, закрыв за нами дверь кабинета, заключил любимую в объятия. Затем, переведя дух и в последний раз полюбовавшись Дафни, я целиком ушел в подготовку вечерней проповеди и больше получаса сочинял текст на тему «потекут — и не устанут, пойдут — и не утомятся»[4].

Слушали даже мальчишки из хора. Наверное, ждали каких-нибудь намеков насчет завтрашних соревнований. Отчасти так и вышло, потому что я среди прочего говорил о добродетели воздержанности. Вообще-то я в преддверии Августовского выходного прочел как раз такую проповедь, какую миссис Куттс жаждала услышать от самого викария. Оба меня потом поздравляли, а Дафни, держась за мои лацканы, твердила, что проповедь прекрасная и мне нужно сегодня же вечером попросить у дяди согласия на нашу помолвку.

— А если он откажет? — спросил я.

— Тогда, старичок, я за тебя не выйду.

То был, нечего и говорить, сильный удар, ибо я не очень надеялся, что пока Дафни нет даже девятнадцати, Куттс позволит ей связать себя обещанием. Однако удача меня не покидала. Викарий выслушал и спросил, каковы мои виды на будущее. Поскольку из полученных тридцати тысяч фунтов двадцать я отдал матери и сестрам, у меня оставалось десять. Это его устроило; он сказал также, что меня ждет епископский сан.

— Вы человек практичный, — добавил он. — Сейчас, правда, рано играть свадьбу: Дафни слишком молода. Вы и сами все отлично понимаете.

У Дафни я потом спросил:

— А ты всерьез говорила, что не пойдешь за меня без дядиного согласия?

— Да. Я так рада, что он согласился.

И я тоже радовался — до следующего вечера, когда в «Гербе Морнингтона» случился скандал. Нужно сказать, викарий все сделал, чтобы городской совет запретил продажу спиртного по воскресеньям, но, поскольку Лори пообещал открывать бар только после восьми, когда вечерняя служба окончена, то ему разрешили.

А скандал случился по вине бармена Боба Кэнди. Видимо, Боб пытался прорваться к Мэг и выпытать, кто отец ребенка, и даже отпихнул с дороги миссис Лори. Она позвала на помощь самого хозяина, и тот приказал Бобу убираться. Тогда Боб накинулся на них и стал при всех обвинять — они, дескать, угрозами заставили девушку молчать. Разозленные Лори пытались его перекричать; потом пятеро посетителей скрутили Боба, пока он не впал в совершенное буйство, и заперли в дровяном сарае, причем отнюдь не церемонились; поскольку Боб работал еще и вышибалой, у многих наверняка имелись к нему старые счеты.

В дровяном сарае бедняга поостыл — наверное, из-за своей несчастной наследственности, он ужасно боялся темноты — и стал извиняться перед миссис Лори и умолять, чтоб его выпустили. Ему сказали, что Мэг Тосстик никто не запугивает, напротив, с ней обращаются как с родной дочерью, а наш славный викарий — старина Куттс, значит — просил всячески ей помогать. Все это тоже говорилось при свидетелях.

Да, интересный вышел вечерок. Лично у меня тоже случилась одна неприятность. На ночь глядя, то есть часов в одиннадцать, ко мне явился Боб Кэнди, расстроенный потасовкой в баре, и отказался участвовать в завтрашнем матче.