Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Было несколько интрижек, но видит Бог, не я был их инициатором. Так, по случаю, средь шумного бала… Но, в основе — одно и тоже.
For beamer, for worse, В светлые времена и плохие,
In sickness and health, В добром здравии и болезни,
In riches and poverty, В богатстве и бедности,
Till death do us part До тех пор, пока нас не разлучит смерть
And there too И даже тогда
I ask Thear to close us. Я прошу тебя. Господи, соедини нас.
Где все это, Маша? В чем основные ценности?
Мне бы очень хотелось продолжить общение с тобой, если у тебя не возникнет каких-либо трудностей в этой связи (семейных или временных). Как говорят обо мне мои друзья: «иногда ничего не может сделать, но готовность…». Так вот, я готов. Важно, чтобы это было нужно тебе.
ГЛАВА 7
В пятницу я взяла отгул, соврала Дашке про корпоративный выезд на выходные, а сама отправилась с Князевым на его дачу. Мы ехали по сказочному зимнему лесу, блистающему в солнечных лучах, дорога петляла среди белоснежных искрящихся деревьев, и подумалось, что едем в сказку. Так и оказалось. Машина вынырнула из леса и остановилась перед воротами, которые тут же распахнулись, охранник заулыбался Князеву, и мы плавно въехали в занесенный снегом поселок. Дача Князева оказалась огромным кирпичным зданием с множеством окошек разной формы и величины. Украшенная чугунными перилами каменная лестница была кем-то расчищена от снега, что меня совсем не удивило: в сказках по-другому не бывает. Сразу за массивной входной дверью находился огромный холл, украшенный разноизогнутыми рогами каких-то экзотических антилоп, впрочем, я не сильна в зоологии, может, это были оленьи рога, или буйволиные. Хотя это не важно, чьи рога, но больше о прихожей я ничего вспомнить не могу. Войдя в дом, я почему-то растерялась и почувствовала себя неловко, застеснявшись своего отражения в узком зеркале.
— Располагайся, я сейчас, — за Князевым хлопнула входная дверь.
Я разулась, сняла куртку: в доме было тепло. Интересно, когда он успел натопить, или кто-то ему натопил, а может, это какая-то хитрая система отопления, запрограммированная на определенное время включения? Потоптавшись под дверью, я решила, что не будет, наверное, нахальством, если я войду в арку и посмотрю, что там, внутри дома. Там оказался большой зал с камином, а дальше гостиная или столовая. Я никак не могла понять запутанную планировку этого дома, блуждала по круговой анфиладе, открыла какую-то дверь и вышла на застекленную веранду. Я просто шагнула через порог и оказалась в летнем дне. Солнце пробивалось через весёлые ромашки на гардинах, круглый стол украшала глиняная кринка с колокольчиками, пахло деревом и летними травами.
— Вот ты где! — Князев стоял в дверях веранды, нереально красивый, мне счастливо улыбающийся. Неужели такое может быть! Не в кино, не в любовном романе, а в моей жизни!
О том, что было дальше рассказывать невозможно, но так сладко вспоминать… Столько нежности, столько ласки ни моё тело, ни моя душа прежде не знали. Я вся наполнилась предвкушением, а потом перестала видеть, слышать, только чувствовала долгий разряд тока. Искры разлетелись по всему телу, я и не знала, что бывает так. Мы уснули только под утро, но и во сне я чувствовала на себе руку, обнимающую меня.
Я проснулась утром от запаха кофе. Вылезла из-под одеяла и замерла: в чем мне тут ходить? Поехала, дуреха, на три дня, а халат захватить в голову не пришло. Чума сказала бы, что это неопытность, но неопытность тем и хороша, что проходит. В ванной, дверь в которую вела прямо из спальни, видела банный халат, быстро скользнула под душ, потом причесалась и уже в длинном мужском халате зашла в кухню. Князев разливал свежесваренный кофе по чашкам и, увидев меня, просто расцвел:
— Уже проснулась, радость моя! А мечтал разбудить тебя поцелуем.
Господи, как же хорошо!
Я сидела напротив Князева и пила кофе из удивительной чашки — тонкий фарфор, изысканная тюльпанообразная форма и каллиграфическая надпись золотом «Марусенька». Я посмотрела вопросительно на чашку, потом на Князева.
— На тебя моя душа век смотрел бы не дыша, — улыбнулся мой… любимый, конечно, любимый, самый любимый, самый лучший, самый красивый, единственный. Вспомнилось:
For beamer, for worse, В светлые времена и плохие,
In sickness and health, В добром здравии и болезни,
In riches and poverty, В богатстве и бедности,
Till death do us part До тех пор, пока нас не разлучит смерть
And there too И даже тогда
I ask Thear to close us. Я прошу тебя. Господи, соедини нас.
Любовалась Князевым, как он с завораживающей звериной грацией двигался по дому, как улыбался, лучился голубыми глазами, и думала, как я расскажу Мише из Петербурга о том, что есть настоящая счастливая любовь. Он поймет, он все правильно понимает.
А потом мы гуляли по заснеженному поселку. В Москве было слякотно, хлюпало под ногами, повсюду стояли грязные лужи, а здесь царила зима с сугробами и деревьями в белоснежных шапках.
— Мишенька, а когда ты понял, что я тебе нравлюсь?
— В первом классе.
— Не ври, ты на меня ни в первом, ни в пятом, ни в десятом не смотрел.
— Марусь, дай поцелую!
И мы целовались посреди улицы, а на нас, плавно кружа под неслышный вальс, нежно опускались крохотные снежинки.
Вечером сидели у камина, обнявшись, пили какой-то удивительно вкусный напиток, и Князев рассказывал о том, как мы поедем на океан, как не похож океан на море, как завораживающе прекрасна его гладь. Я слушала, боясь пропустить хоть одно слово, и при этом думала о своем счастье. Я была абсолютно счастлива. У меня счастье всегда в прошедшем времени: вот, например, сидела с маленькой Дашкой на даче, стирала, готовила, а теперь понимаю, что это было самое что ни на есть безоблачное счастье. Но в тот вечер, прижавшись к Князеву, чувствуя его сильную руку на плече, вдыхая его запах, я растворилась в счастье.
В понедельник на работе я летала, шутила, смеялась, искрилась. Я любима и люблю, я счастлива, я счастлива, я счаст-ли-ва! Не зря я ждала, знала, что должно было ко мне прийти счастье, и я его дождалась и сумею сберечь.
— Маш, ты Новый год где встречаешь? —
