Воспоминания, которые посещали его еще до того, как он заснул, перетекли в сон. Джасим увидел шумную красочную свадьбу, на которую они пригласили полтысячи гостей. Несмотря на то, что вначале отец был против их брака с Айшей, со временем все изменилось. Все члены семьи, включая, конечно, главным образом Джасима, уже не представляли своей жизни без этой замечательной девушки. Она на самом деле была необычной. Она успевала все делать по дому, воспитывать двоих детей, и при этом работала, была одной из ключевых фигур на своей должности.

Он вспоминал, как радовался за него старший брат, постоянно упрекавший, что он долго не может найти себе подходящую невесту. Он представил себе, как его брат, Рашид Сакар, талантливый, а потому уважаемый программист, сидит себе спокойно за компьютером в большом офисе или в личном кабинете где-то там, в Америке. Мысль о том, что у того все хорошо, успокаивала Джасима. Он знал, что они скоро будут в той чудесной стране, где могут сбыться любые мечты любого человека, главное — не лениться и много работать. Эти мысли всегда были для него маяком, а сейчас они добавляли ему сил.

Рашид Сакар был на три года старше Джасима. Он раньше младшего брата закончил химико-технологический факультет университета Алеппо по специальности «информатика и автоматизация производства». Джасим учился на последнем курсе и готовился стать аспирантом, когда Рашид стал ведущим программистом на одной из самых современных электростанций Сирии. Ее помогали строить американцы и потому следили за ее работой, периодически приезжали для консультаций персонала, проведения различных технологических обновлений. Незаурядные способности Рашида не остались незамеченными, и его пригласили в США. Сначала он работал в Детройте, но город тогда шел к банкротству, и его предприятия закрывались, поэтому Рашид сначала полностью отдался преподаванию в Мичиганском университете, а позднее по совместительству стал работать на заводе промышленных лазеров. Заветной мечтой Джасима было уехать в Америку, о которой брат рассказывал в письмах и по телефону удивительные вещи. Представить себе, что путешествие к мечте будет столь трагичным и непредсказуемым, он, конечно, не мог.

Посреди ночи Джасим проснулся и увидел, что жена не спит, она плакала.

— У нас ничего не получится, Джасим… Ничего не выйдет, — рыдала она.

Он схватил ее за плечи и повернул к себе:

— Ну-ка успокойся! Я же дал тебе слово. Ты знаешь меня — если я поставлю цель, я ее достигну. Сейчас цель — выбраться из Сирии, уехать к брату, и я достигну ее любыми способами. Ты же помнишь Кимберли Берроуз, Теда Раммеля, Ника Вуйнича? Мы же говорили с тобой о них. Эти люди смогли преодолеть трудности и жить, несмотря ни на что. Значит, и мы должны постараться. Они не сдались, и мы не сдадимся! Поняла?

— Поняла, — ответила она. Она хотела, чтоб он ее успокоил, и у него это получилось, как и всегда получалось.

Едва небо перекрасилось из черного в серый цвет, четыре фигуры отделились от стены здания и пошли на северо-запад. Джасим шел неуклюже, но уверенно, стараясь не сильно наваливаться на руку поддерживающей его жены, другой рукой он держал руку сына. Дочка, держась за платье матери, шла рядом. Они шли к дому Эсама, троюродного брата отца Джасима, его дом находился на окраине города Алеппо. Именно у него Джасим, хоть и не видел его долгое время, собирался переночевать, чтобы после продолжить свой путь к свободе…

— Ну, здравствуй, мой юный друг, которого я не видел уже давно. Ты решил проведать своего старого родственника только тогда, когда тебе стало это нужно, — сказал Эсам, улыбнувшись во все свои 32 зуба и крепко обнимая Джасима, которому такое приветствие, конечно, было не по душе. Он был слишком усталым, чтобы слушать подобные колкости, он хотел просто отдохнуть.

— Что с тобой? Ты ранен? — спросил Эсам обеспокоенно, но зная характер старого лиса, Джасим понимал, что тому в принципе наплевать на его рану.

— Все в порядке. Мы ведь в Сирии. Стоит ли удивляться ранам на теле, — ответил, вежливо улыбнувшись, Джасим.

— Да уж, в этом ты прав, мой друг. Нынче ранам на теле удивляться не стоит, как и ранам душевным.

75-летний Эсам Джазир был в свое время полковником сирийского спецназа, дерзким и хитрым командиром десантно-штурмовой части, прошедшим три арабо-израильских войны. Все здесь знали о военных заслугах Эсама. О том, как он со своей группой захватил израильский разведцентр на горе Хермон в далеком 1973 году, как защищал Ливан в 1982-ом, как жестко и жестоко «работал» в тылу противника. Он считался настоящим героем Сирии.

Все, кто хорошо знал Эсама, не удивились, что он, будучи уже давно в отставке, увенчанный лаврами и заслуживший покой в кругу своей большой семьи, состоящей, помимо жены, из двух сыновей, дочери, пяти внуков и дюжины правнуков, снова возьмет в руки боевое оружие. В молодости Эсам был активистом панарабского движения и ненавидел исламистов, потому приветствовал светскую власть, с момента ее прихода в 1958 году провозгласившую создание конфедерации с Египтом в виде Объединенной Арабской Республики. Он сознательно остался верен Насеру и перешел 28 сентября 1961 года в оппозицию к своим сослуживцам и друзьям, к тем, кто поддержал правительство Халеда Азема. После этого Эсам вступил в правящую партию Баас уже в независимом от Египта Дамаске, тридцать лет был фанатично предан своему президенту Хафезу аль-Асаду, и потому без особых раздумий встал на защиту его сына Башара аль-Асада, когда в стране начались массовые антипрезидентские демонстрации. В последние три года Эсам был участником кровавых сражений в Дейр-эз-Зоре и Хомсе, штурмовал Дейр аз-Заур и Алеппо.

Когда он узнал о похищении исламистами своего сына Таиба, Эсам не оставил поля боя, только стал более равнодушным к смертям женщин и детей, на трупы которых он старался не смотреть, когда его подразделение вступало в очередной отбитый у исламистов город. Только прошлой осенью он вернулся к себе домой навсегда. Отряд, бездействуя, стоял на запасной позиции, когда Эсаму сообщили, что в его городке почти всех жителей вырезали боевики. Ему даже не пришлось спрашивать разрешения, чтобы передать должность заместителю, позвонили из Дамаска, поблагодарили и сказали, что Эсам может сложить свои полномочия. Когда он вернулся в свой дом, мертвенная тишина встретила его. Всех — взрослых и детей — уже похоронили. Сутки он в беспамятстве, молча, пролежал на могиле семьи, в исступлении сжимая кулаки. Через два дня, не видя ничего перед собой, припадая на левую ногу и почти не чувствуя левой руки, он пришел к чудом оставшемуся в живых соседу. Спустя месяц Эсам отошел от своего горя, во всяком случае, внешне выглядел абсолютно спокойным, возможно, даже чересчур. Его бесстрастие ко всему происходящему, войне, смертям и страданиям, выглядело пугающим. Люди с пониманием смотрели ему вслед, когда он шел по улице, как правило, к могиле семьи, и реже, на рынок, чтобы выменять крупу или муки на что-нибудь из оставшегося скарба.

Он переехал на окраину города Алеппо и жил один в уютном домике, где сейчас все и собрались.

— Джасим, надеюсь, ты не будешь против, если трапезу с нами разделят твои сводные братья? Вы ведь долгое время не виделись, — сказал Эсам перед тем, как войти в гостиную.