— Во дают, — пробормотал Борик и тряхнул чисто выбритой головой. — Тут, болт с нарезкой, надо ночной клуб с голыми бабами открывать, а не кино снимать.

На колосниках кто-то засмеялся.

— Стоп!!! — заорал взбешенный Миша.

— Ну, слава богу, — прошептал себе под нос Дима.

— Что за смех наверху? — режиссер задрал голову и свирепо уставился на колосники. — Неужели нельзя помолчать во время съемки? — Он в сердцах топнул ногой. — Вы что, не знаете, что мы звук напрямую пишем? Почему я все время должен делать замечания?

— Извините, Михал Михалыч.

Парочка внизу прервала продолжительный поцелуй, невинно уставилась на беснующегося Мишу. Дима отметил, что рука актера по-прежнему пребывает под одеждой девицы и даже совершает недвусмысленные манипуляции.

— Леша, — не глядя в сторону Жунова, процедил Миша, стараясь сохранить чувство собственного достоинства, — нельзя ли заниматься ЭТИМ в другом месте?

— Легко, — улыбнулся не без издевки Жунов. — Мы можем уйти.

Дима хмыкнул. Актер сказал «мы», подчеркивая, что девица попала в разряд его любовниц и, стало быть, теперь принадлежит к клану неприкасаемых.

Повисла неловкая пауза. Миша пытался сообразить, как остановить Жунова и при этом не «потерять лица».

— Я имел в виду, не на съемках.

— Если я тебе не нужен, могу уйти, — повторил Жунов и улыбнулся еще шире. — Найди другого актера.

Миша громко выдохнул. Он проигрывал, а это было самое худшее, что могло случиться в команде. Потеря руководителем авторитета.

— Снимаем сначала.

— Весь эпизод? — мрачно поинтересовался оператор.

— Я сказал: с самого начала!!! — заорал Миша.

— П…деныш, — позвал привычно оператор рыжего мальчишку, — давай на исходную.

— Набейте кто-нибудь рожу этой сволочи, — пробурчал Олег. — Сил нет уже терпеть его выходки.

Дима взглянул на него.

— Бадяев, — заметив взгляд, сценарист привстал. — Олег Бадяев. Вроде как автор сценария всего этого… — и тяжко вздохнул.

— Почему «вроде как»?

— Да потому, что от моего первоначального сценария не оставили камня на камне… — печально заметил Бадяев. — Третий вариант не просто плох. Он ужасен. И все из-за этого… — сценарист стрельнул ненавидящим взглядом в сторону обнимающейся парочки.

— А в чем дело? — полюбопытствовал Дима.

— Продюсер — дядя этого морального урода. Одним из условий предоставления средств на фильм было приглашение племянника на главную роль и постоянное мелькание в кадре. Да бог бы с ролью, по типажу он подходит, да и как актер совсем не плох, но… — Сценарист вздохнул. — Я уже подумываю, а не снять ли мне свою фамилию с титров? Стыдно, ей-богу.

— И часто у вас такое?

— Какое «такое»? — злобно оскалился Олег, ткнув пальцем на Жунова, запустившего руку актриске под юбку. — Такое? Постоянно. И это еще не самое худшее. Иногда эта скотина обижается, и всей группе приходится ходить за ним и уговаривать вернуться на площадку. Тоже мне, Марлон Брандо… Но в результате-то сроки нарушаются, бюджет картины трещит по швам, а продюсер вымещает зло на Михаиле. И попробуйте выкинуть этого заср…а, продюсер сразу скажет, что сворачивает финансирование. Отечественный кинематограф — грязен. Все решает не мера таланта, а личные связи.

— Понятно, — Дима кивнул.

— Снято! — крикнул тем временем Миша. — Всем спасибо.

Его реплика прозвучала примерно как: «Ну хоть что-то мы сегодня сделали». Судя по лицу Миши, он остался не очень доволен, но время поджимало.

— Снимаем эпизод двенадцатый, — объявила помреж. — Ведьмы свободны. Вова, ты тоже свободен. Напоминаю, завтра в одиннадцать в четвертом павильоне. «Мышеловка». И попрошу без опозданий.

Рабочие принялись спешно снимать рельсы, переносить юпитеры и вспомогательные прожекторы. Оператор возился с камерой.

Юный Вова тут же улетучился. Жунов и актриска продолжали самозабвенно целоваться. Подошла Наташа.

— Ну и как впечатление? — спросила она, нервно усмехнувшись.

— Нормально, — спокойно ответил Дима. — Вашему Мише характер бы порезче.

— Какой есть, другого нет, — ответила она. — Тяжелее тому, кто больше заинтересован. Знаешь, сколько сейчас невостребованных режиссеров? Кино — бизнес такой. Хочешь снимать, спрячь гордость подальше, держи свое мнение при себе и делай то, что говорят.

— На хрен нужна такая работа? — абстрактно поинтересовался Борик.

— Мы ее любим, — ответила ему Наташа. — А почему твой Чингиз не приехал? — спросила она Диму.

— У него дела, — пожал плечами тот.

— Понятно. Я сейчас пойду переодеваться. Ты со мной? Или здесь побудешь?

— Постою посмотрю, — улыбнулся Дима. — Мне интересно.

— Как хочешь. Только в склоки не ввязывайся. Это наши внутренние дела. — Наташа чмокнула его в щеку. — Скоро вернусь.

— Хорошо.

Миша взял сценарий, прошелся по площадке.

— Леша, иди сюда.

— Зачем? — Жунов продолжал обжимать свою новую пассию.

— Давай обговорим сцену. Я хочу, чтобы ты понял концепцию этого эпизода.

— Да я и так все сделаю, Миш, — тот отмахнулся, даже не оборачиваясь. — Мы что, «Войну и мир» снимаем? Или «Броненосец „Потемкин“»?

Актриска засмеялась, обожающе взглянула на своего кумира.

— Леша, — тон у Миши стал холодно-ровным, — поднимись, пожалуйста, на площадку.

— Миш, я занят. Ты же видишь. Не волнуйся, я все сделаю как надо. Я — профессионал как-никак.

Жунов вновь вернулся к объятиям. Миша оглянулся на отвернувшуюся, якобы ничего не слышащую помрежа, на слишком усердно возящегося с камерой оператора, на посмеивающихся рабочих, укладывающих рельсы для «долли», на звукооператора, «увлеченно» пристраивающего «журавля» на новом пятачке, на Диму. Тот стоял, скрестив руки на груди, с интересом ожидая дальнейшей реакции режиссера.

— Леша, прошу тебя по-хорошему, оставь эту потаскуху и поднимись на площадку.

Жунов, пафосно разыгрывая негодование, поднялся.

— Ты что себе позволяешь? И кто здесь потаскуха?

На колосниках заржали в голос, крикнули:

— Миша, а дайте ему в морду!

Жунов вспыхнул:

— Ну все, с меня хватит. Я не могу работать в такой обстановке.

Он резко развернулся и вышел из павильона. Актриска возмущенно фыркнула и направилась следом. Похоже, рядом с Жуновым она почувствовала себя «за каменной стеной».

Миша вздохнул:

— Закончили на сегодня. — Сказал помрежу: — Скажите Наташе, что она свободна. Судя по всему, мы все теперь долго будем свободны.