глупее, а где-то и поумнее людей двадцать первого века. Так, что галоши наверняка уже изобрели. Надо поискать.

Но дед пылью на своих сапогах нисколько не озаботился, подошел к двери и покрутил какую-то ручку. За дверьми задребезжал звонок. Через минуту она отворилась, и мы вошли в небольшую прихожую. Встретила нас ладная девица лет шестнадцати с круглым простоватым лицом. Увидев деда, она радостно закричала:

— Дядька Софрон!

— Здравствуй Глашка! Экая ты стала. — Одобрительно прогудел дед и, покопавшись в мешке, подал девке, что-то завернутое в тряпицу. — На вот гостинец от матери и сестер. Еще иписьмо тебе от них. Читать то чай еще не разучилась?

— Неа. Не разучилась. — Сказала девица, принимая сверток и письмо.

— Дома хозяева-то? — спросил дед.

— Дома. По воскресеньям они всегда дома. Чай пить собираемся.

— Ну, тогда мы вовремя, летна боль. Давай Глашка лапти свои доставай, а то наследим в хате, тебе пол мыть придется.

— Коли нужно будет помою, не переломлюсь.

Девица подала нам нечто вроде больших тапок без задника. Дед уверенно сунул в них свои сапоги. Я, под любопытным взглядом Глашки, последовал его примеру. Потом вслед за девицей мы вошли в комнату, где деда не менее радостно, чем Глашка, встретила молодая и очень красивая женщина:

— Софрон Тимофеевич! Здравствуйте Софрон Тимофеевич!

— Здравствуй Анюта! Тебя и не узнать. Прямо настоящая барыня стала. А это кто там выглядывает? Никак Варвара краса — длинная коса?

Дед достал из кармана раскрашенную жестяную коробочку с конфетами и протянул ее крепенькой кудрявой девчонке, выглядывающей из-за материнской юбки. Та вопрошающе взглянула на мать и, дождавшись разрешающего кивка, взяла коробочку и снова спряталась. Впрочем, спряталась не вся, один любопытный глаз так и продолжал разглядывать гостей.

Так вот ты какая, будущая великая ведунья! В общем, ничего особенного — ребенок как ребенок. А вот от ее матери взгляд оторвать трудно. Не зря, не зря прабабушка Христина лечила юного итальянца, правнучка вышла у них просто на загляденье. Каково же ее мужу! А впрочем, мужчина, который сейчас за руку здоровался с дедом, не был похож на человека, у которого можно безнаказанно увести красавицу жену. Совсем не похож. Ростом чуть пониже деда и поуже в плечах, он выглядел уверенным и знающим себе цену человеком. Лицом он мне напомнил кого-то из артистов, но кого вспомнить не смог.

Поздоровавшись и поговорив с дедом, хозяйка, наконец, обратила внимание на меня.

— А это кто с вами Софрон Тимофеевич?

— Неужто не узнаёшь? Внук это мой.

— Позвольте представиться Анна Николаевна. — Церемонно склонив голову и, чуть не щелкнув каблуками, сказал я. — Забродин Алексей.

Красавица с веселым удивлением посмотрела на меня и хотела что-то сказать, но всю аристократичность момента испортила Глашка:

— Немтырь! Это ты што ли? — Казалось, изумлению простодушной девицы не было пределов.

— Я это, любезная Глафира Кондратьевна, я. И вот тебе от меня подарок. — Достал из кармана апельсин и подал Глашке. Второй апельсин протянул будущей ведунье. — А это подарок Вареньке.

Девчонка, выскочив из-за матери, подбежала ко мне и, держа в одной руке коробочку с конфетами, другой рукой схватила оранжевый фрукт. Видя это, хозяйка сказала:

— Глаша возьми у Вареньки апельсин, помой хорошенько и идите с ней в детскую. Там ешьте апельсины и конфеты.

Глашка, мгновенно забыв про меня, подскочила к девчонке:

— Варька давай свой апельсин. Побежали на кухню помоем и съедим, а потом конфетки попробуем.

Та протянула ей свой фрукт и поскакала следом за шустрой девицей.

— Пятнадцать лет девке, а все как ребенок. — Покачала головой хозяйка.

Дед начал вытаскивать из мешка подарки, которые он называл гостинцами. На свет появились: туесок меда литра на два, небольшой мешочек с кедровыми орешками, мешок с сушеными травами, три стеклянных пузырька с какими-то снадобьями и письмо, даже не письмо, а целый запечатанный пакет. Затем он извлек нечто похожее на дамскую сумочку и вручил ее хозяйке.

— Тяжелая. — Сказала, приняв сумочку Аннушка. — Что там?

Я знал, что там. Там были золотые монеты, что я отжал у евробандитов в счет компенсации морального ущерба нанесенного этими деятелями нашей ведунье. Перед самым нашим отъездом она согласилась взять монеты, но попросила отвезти их дочери.

— Савватеевна обо всем прописала. — Сказал дед, пресекая расспросы.

Потом мы сидели за столом пили чай и беседовали. Вернее беседовали хозяйка с дедом, а мы с Сергеем Петровичем дули чай и слушали: то рассказы деда о деревенском житье-бытье, то смех и восклицания Анны. Той, похоже, нравились байки о деревенских жителях, которых она знала.

Мне импонировала простота и естественность поведения этой редкой красавицы. А Сергей Петрович, если судить по взглядам, которые он время от времени бросал на жену, откровенно ею любовался. «А вы, батенька, похоже, подкаблучник» подумалось мне. Наверняка подкаблучник, что нисколько не удивительно, если к внешности его жены добавлен характер, унаследованный от тещи. Бедному Сергею Петровичу просто свыше не оставлено выбора. Но, судя по всему, его это нисколько не угнетает.

Наконец чай был выпит, деревенские новости рассказаны, пришла пора поговорить о делах.

— Петрович, — обратился дед к мужу хозяйки, — тут теща твоя решила, что пора ей в город перебираться и потому попросила нас Ляксеем домик ей присмотреть. Не слишком дорого, и чтоб к вам поближе. Нет ли чего на примете?

Сергей Петрович переглянулся с женой и сказал:

— Сразу не скажу. Надо справки навести.

— Сережа, а ведь Берги уезжать собираются. Амалия Ивановна говорила, что Карлу Фридриховичу место предложили на заводе в Екатеринбурге. Он уже уехал и вроде письмо написал, чтобы продавала Амалия Ивановна дом.

— Вот как, а я и не знал.

— Да откуда тебе знать, ты же последнее время домой только спать приходишь.

— Я же тебе говорил Анечка, что новое оборудование пришло. Вот и пришлось его устанавливать, вчера только закончили.

— Анна Николаевна, а дом большой? — Влез я в разговор.

— Нет не большой. Три комнаты да кухня. Но ухоженный домик. Многовато, правда, Берги за него просят, но если поторговаться, то скостят маленько.

— Многовато, это сколько?

— Тысячу серебром, а на ассигнации, так и все полторы.

Дед вопросительно глянул на меня. Я согласно кивнул и показал два пальца. Дед понимающе ухмыльнулся и, доставая деньги, сказал:

— Вот две тысячи. Раз домишко хорош, то берите.

— Так Берги не сразу уедут. Месяца полтора подождать придется.

— Ну, когда уедут тогда и сообщите с оказией. А уж мы Савватеевну перевезем по зимнику.

— Сергей Петрович вот письмо. Лично для вас Феодора Савватеевна прислала. — Протянул я свернутый листок мужчине.

— Мне? — Удивился он. Развернул листок