…В траве стрекочут кузнечики, пахнет полынью и календулой, горячее марево дрожит над землей, а в небе стремительно носятся ласточки. И так же бесконечен этой солнечный жаркий день, как нет конца и края небесному своду, где в вечной благодати пребывает ВсеТворец. А позади ослепительное радостное утро, а впереди целая вечность до обеденного часа, и там далеко-далеко, где-то за горами за долами, как в нянюшкиной сказке, прячется синий-пресиний дракон-вечер, чтобы проглотить золотое яблоко-солнце и распугать звездную мелочь в глубокой тихой заводи полуночи… Где ты, кареглазая девочка Фэйм? Куда убежали те восхитительные дни, прихватив с собой радость и покой, точно шкатулку с леденцами? Молчишь?..

– Вы устали? Хотите отдохнуть немного?

Голос Росса доносился откуда-то издалека.

– Вы спите прямо на ходу, а никому здесь не нужен такой героизм, – с укором молвил он, остановившись и придержав Фэйм за локоть. – Могли бы просто сказать…

– Я не сплю, – отмахнулась она. – Просто задумалась, вспомнила детство…

И осеклась под почти невидящим взглядом лорда Джевиджа, точь-в-точь таким же, как тогда, перед казнью заговорщиков – два года назад. На площади Десяти Королей. Теперь уже не вспомнить, зачем она туда пошла, скорее всего, опять-таки настоял Уэн, но Фэйм, как ни старалась, так и не смогла забыть ни монотонного рокота барабанов, ни дергающихся в петлях тел, ни профиля Росса Джевиджа, который неотрывно глядел на эшафот. Тогда Фэйм показалось, что лорд-канцлер наслаждается смертью своих врагов. Но сейчас… сейчас она осознала – он в этот миг ненавидел весь мир. То, что вознесло Джевиджа на вершину власти, безвозвратно отняло у него часть души и жизни, и теперь утраченная память усугубила потерю, сделав по-настоящему, в полном смысле слова убогим.

– Давайте пока обойдемся без спонтанных ретроспектив, – буркнул он сердито. – Нам нужно добраться до почтовой станции в Бу-Керки еще до заката, там есть постоялый двор.

– Зачем?

– Затем, чтобы я поспал, – рыкнул Росс. – Единственный отдых, которым вы меня пожаловали, мистрис Эрмаад, был от удара сковородкой.

Что верно, то верно. Лоб у лорд-канцлера цветом и блеском напоминал спелый чернослив. Но на лице Фэймрил не отразилось и тени раскаяния.

– А потом? Куда мы пойдем из Бу-Керки? Куда мы теперь вообще отправимся? Меня ведь будут искать.

Росс нетерпеливо дернул плечом.

– Сначала мы побеседуем, мистрис, – многозначительно заметил Джевидж. – Ведь нам есть что рассказать друг другу, не так ли?

Ухмылка у канцлера (Фэйм пока не решила, называть его бывшим или нет) вышла прямо-таки змеиная – он растянул губы и недобро сощурился, нагоняя на спутницу неприятное ощущение всепроникающего страха.

– Вы не слишком рискуете, собравшись лечь спать в моем присутствии? – с угрозой в голосе полюбопытствовала Фэйм, давая понять, что вовсе не намерена терпеть его произвол.

– Нет, не слишком. Мы теперь одной веревочкой повязаны, Фэймрил Эрмаад, и хочется вам того или нет, но придется рассказать все, что вы знаете о моей личности, в мельчайших подробностях.

– Прямо сейчас?

– Нет. Потом. В Бу-Керке, как я уже вам объяснил. Идемте.

Право слово, они стоили друг друга по части неуступчивости, но на стороне Росса Джевиджа имелся существенный перевес в силе и росте, а это, как доказывал жизненный опыт, кое-что да значило.

Выйдя на проселочную дорогу, сангаррские беглецы встретили крестьянскую телегу, и Фэйм, узнав, что им по пути, попросила подвезти до почтовой станции. Фермер окинул парочку подозрительным взглядом и, заметив синяки на лице Росса, принял их за рассорившихся в очередной раз супругов. Попросту говоря, взыграла в пышноусом старичке мужская солидарность по отношению к избитому драчуньей-женой парню и склонила чашу милосердия в пользу Джевиджа.

– Садитесь, места всем хватит, – хмыкнул возница. – Чего ноги-то зазря бить?

Нормально поесть у Фэйм так и не получилось, как не смогла она заставить себя выкинуть из головы трех мертвецов, наспех прикопанных в сангаррском саду. Один зарезанный, другой с разбитой головой, а третий… Кровавое месиво, оставшееся от его лица, стояло у Фэймрил перед глазами, стоило лишь на миг сомкнуть веки. И мысль о том, что эти трое пришли с целью смертоубийства, отнюдь не утешала. Нисколечко. На душе лежал тяжкий камень, не дававший как следует вздохнуть лишний раз. Конечно, для ВсеТворца не составит труда понять – она не хотела убивать этого человека, и в мыслях не было ничего подобного, просто так получилось. Случайно, непреднамеренно… Но как же противно чувствовать на своих руках чужую кровь, а на совести – чужую жизнь.

– По-моему, здесь хорошо готовят, – заметил между прочим Росс, видя, с каким огромным трудом проталкивает в горло каждый кусок рыбного пирога его сотрапезница. – Вы же сами делали заказ.

Он сменил гнев на милость и теперь пытался подлизаться к Фэйм. Совсем чуть-чуть, как бы ненароком, но все-таки сглаживая неловкость ссоры. Ее переживания по поводу убийства он принял за обиду и старался исправить положение. Получалось так себе. А может быть, лорд-канцлер просто не умел подлизываться и признавать себя виноватым?

До Бу-Керке беглецы доехали гораздо раньше, чем рассчитывал Росс. Еще даже не вечерело. Крестьянская кобылка оказалась на диво резва, телега крепка колесами, а возница не особенно говорлив. Правда, Фэйм очень сильно сомневалась – смог бы ее сейчас кто-то разговорить, кроме, пожалуй, подчиненных лорда Джевиджа из Тайной Службы, вооруженных набором пыточного инструмента. И пускай считается, что пытки запрещены, как-никак, Век Прогресса на дворе, но традиции-то остались.

Как водится, возле почтовой конторы толкалась толпа народу и далеко за порог вилась очередь из спешащих передать свою корреспонденцию на последний дилижанс. Обеденный зал в трактире до отказа набился едоками, но желающих заночевать под крышей «Златовласки» было не так уж и много. Во всяком случае, чистая комната для небогатой пары путешественников нашлась и стоила она недорого, а ужин так и вообще обошелся в сущие гроши. Но Фэйм все равно предусмотрительно спрятала остатки пирога в холщовый мешочек, чтобы сэкономить на завтраке. Никогда не знаешь, что случится завтра, а деньги лишними не бывают. Именно этой простой и незамысловатой истине научила Фэймрил Эрмаад лучшая из всех возможных наставниц – Суровая Мистрис Жизнь.

Джевидж одобрительно хмыкнул, но промолчал. Он устал и, если приглядеться, едва держался на ногах, хромота заметно усилилась, глаза покраснели. Но, очутившись в комнате, Росс не торопился рухнуть на кровать.

Он уселся на колченогий стул, ссутулился и, как показалось Фэйм, воздерживался от дремоты лишь последними усилиями воли.

– Мистрис… Фэймрил… вы так и не сказали, могу ли я вас так назвать?

– Вполне.

– Так вот, мистрис Фэймрил, я помню себя только с начала лотиса-месяца, вернее, с того дождливого утра, когда мэтр Амрит приложил к моему лбу свой медальон. – Росс специально достал его и повертел перед носом у собеседницы. – Нашел он меня в палате для буйнопомешанных Киледдонской Народной лечебницы.