Фалько напряг память.

– Не она ли напечатала в «Лайфе» репортаж про оборону Мадрида?

– Она. Она самая.

– Близкие зовут ее Эдди, – сказал Кюссен. – Работала манекенщицей у Шанель. Потом была любовницей фотографа Мана Рэя[16].

– Сейчас – подруга Лео Баярда, – прибавил адмирал. – Красная… левая… дальше некуда.

– При этом весьма недурна собой, – уточнил Кюссен.

– Познакомились они полгода назад в Испании.

– И оба – мои близкие друзья, – сказал австриец.

Фалько взглянул на него с новым интересом:

– Насколько близкие?

– Часто видимся в Париже.

– Сеньор Кюссен любезно согласился ввести тебя в этот круг. Это сильно упростит тебе задачу.

– Упростит? – недоуменно спросил Фалько.

– Да, в том и замысел.

Фалько снова покосился на седого, продолжавшего молчать, и снова попытался вспомнить, где мог его видеть.

– А с какого боку тут герр Кюссен?

– Гупси, просто Гупси, – обворожительно улыбнулся тот.

– С какого боку тут Гупси?

Адмирал достал из коробка спичку, чиркнул ею и раскурил трубку.

– Сеньор Кюссен, – сказал он, выпуская облачка дыма, – антифашист, известный на всю Европу. Демократ с безупречной репутацией. Покинул Австрию после аншлюса. Кроме того, как человек обеспеченный и филантроп, он помогает тем, кто бежит от нацистов. Есть подозрение, что в его жилах течет толика еврейской крови и что он в поле зрения гестапо.

Может быть, сказывалась мигрень, но при упоминании слова «гестапо» настроение у Фалько испортилось. Выходит, он не забыл курс полицейской техники, пройденный в прошлом году в Берлине, куда его послал адмирал. За три недели Фалько получил много полезных навыков и связей, приобрел обширный опыт по части допросов и ликвидаций, благо сырье для них не переводилось в берлинских казематах. По сравнению с мясниками, обитавшими на Принц-Альбрехтштрассе, инструкторы, наставлявшие его в румынском тренировочном лагере в Тыргу-Муреш, казались просто какими-то телятами.

– Не складывается картина, – сказал он, вконец сбитый с толку. – Что здесь делает филантроп-антифашист?

Кюссен, продолжая невозмутимо улыбаться, не проронил ни слова. Адмирал переглянулся с седым. Потом скорчил Фалько гримасу, которую с натяжкой можно было принять за выражение приязни.

– Это легенда, – пояснил он. – Легенда прикрытия. И несомненно, очень удачная. На самом деле этот сеньор давно уже сотрудничает с германскими спецслужбами.

Фалько поднял брови. Потом с подозрением сощурил серые холодные глаза:

– СД?

– Да бог с вами! – Кюссен взглянул на седого и лишь после этого расхохотался, но так весело, что смех показался натужным. – Служба безопасности и моя контора вещают, так сказать, на разных частотах.

– Он сотрудничает с абвером, – уточнил адмирал.

– Сотрудничает с – или работает в? Это тоже разные частоты.

Адмирал снова переглянулся с седым.

– Сотрудничает. На регулярной основе.

Фалько наконец уразумел, что к чему. Следовало понимать так, что Кюссен достоин доверия. Германская военная разведка была гарантией. Она играла ключевую роль в поддержке, которую оказывал Рейх испанским националистам.

Он вдруг вспомнил. Снова взглянул на седого и ясно понял, почему это лицо показалось ему знакомым. В свой предпоследний приезд в Берлин он видел, как этот человек шел по коридору штаб-квартиры абвера, кивая встречным офицерам, которые вытягивались перед ним. Только тогда он был в адмиральском мундире, и перед ним на поводках семенили две таксы.

Ну конечно, это адмирал Канарис, глава абвера, понял Фалько, но постарался ничем не показать, что узнал.

– Я покупаю произведения искусства – главным образом, у беженцев из Рейха, евреев и политэмигрантов, – продолжал Кюссен. – Щедро помогаю организациям, которые переправляют их из Австрии и Германии. Благодаря этому обретаю влияние и связи. И, разумеется, обрастаю полезными знакомствами. Деньги переправляю в Швейцарию, сведения – в Берлин.

– Отлично поставлено дело, – восхитился Фалько. – Двойная прибыль.

Австриец улыбнулся так, словно услышал удачную шутку. Взглянул на седого и похлопал себя по левой стороне груди:

– Грех жаловаться.

Седовласый Канарис все так же молчал и слушал. Фалько успел уже понять, что к чему. Германский моряк, пользующийся уважением Гитлера, легендарная фигура в мире тайных операций, во время Первой мировой войны служил в Испании и обзавелся здесь друзьями, в их числе – адмиралом и братьями Франко. Насколько было известно Фалько, эти личные связи весьма пригодились организаторам мятежа 18 июля и оставались тесными до сих пор. Было известно, что Канарис часто наведывается сюда.

– Друзья сеньора Кюссена очень помогают нам в операции с Баярдом, – сказал адмирал. – А на завершающей и самой деликатной стадии окажут поддержку и тебе.

– Каким же образом?

– Он сведет тебя с объектом и отрекомендует. Не забудь, что в Париже ты превратишься в Игнасио Гасана, богатого испанца из Гаваны. Ты вкладываешь средства в произведения искусства, а сеньор Кюссен тебя консультирует.

– И куда же я, к примеру, вкладываю?

– В одной парижской галерее выставлены работы Эдди Майо. Ты страшно заинтересуешься и купишь одну-две фотографии.

– Сюрреально-транссексуальное искусство – так она называет этот жанр, – пояснил Кюссен.

Фалько, улыбнувшись, почесал за ухом:

– Да? Звучит заманчиво.

– Отставить шуточки, – заворчал адмирал. – В столь поздний час я к ним не склонен.

– Я имел в виду «сюрреально».

– Молчать, я сказал!

– Есть молчать!

Воцарилась тишина. Слышно было лишь, как адмирал посасывает трубку. Потом он обратился к Канарису, кивнув на своего подчиненного:

– Ну, что скажете?

Светлые глаза благожелательно остановились на Фалько.

– Мне кажется, подойдет, – ответил немец. – Годится.

Он говорил неторопливо и очень вежливо, с почти незаметным акцентом. В свою очередь адмирал с деловитым беспристрастием уставил на Фалько стеклянный глаз:

– У меня какая-то извращенная слабость к этому прощелыге… Оттого, наверно, что он никогда не притворяется, будто действует из высоких побуждений. И имеет то неоспоримое достоинство, что производит приятное впечатление как на мужчин, так и на женщин… И, как вы сами видите, наделен этаким нагловатым шармом сорванца-гимназиста.