Я сидел на земле, медля, притворяясь, будто мне очень больно.

Я как раз собирался ответить на ее вопрос, когда у меня за спиной раздались размеренные, четкие шаги.

– Что ты тут делаешь? – донесся до нас сердитый голос, похожий на рычание гончей, выскочившей из врат Ада. Феррел.

Он появился из-за угла казармы и теперь неодобрительно разглядывал рассыпавшуюся по забетонированной дороге картошку.

– Я… я толкала тележку и…

– Кирия, это ты устроил?

– Да, сэр! – Я кое-как поднялся на ноги. Тут же закружилась голова. Сержант на мгновение закатил глаза, а затем устремил взгляд на меня.

– Сэр?

– Ты ранен. Дай-ка взглянуть…

– Пустяки, сэр. Все в порядке.

Феррел шагнул ближе и прикоснулся к моему виску.

Острая боль пронзила голову. Его мясистые, толстые пальцы открыли рану. Теплая кровь хлынула из рассеченного виска, словно подчиняясь ритму неслышной песни невидимой рок-группы. Ручеек лениво сбежал по крылу носа, коснулся уголка губ, на миг повис на кончике подбородка и, наконец, тягучими каплями устремился вниз. Кап-кап-кап. На бетоне расцвела алая роза из свежей крови. Резкий запах железа ударил в ноздри. Рейчел охнула.

– Хм… Рана совсем чистая. Как ты ее получил?

– Моя тележка перевернулась, – робко отозвалась Рейчел. – Мне очень жаль.

– Все так и было?

– Вообще-то это я виноват, столкнулся с ней. Но в остальном – да, примерно так.

– Ясно. Рана не такая серьезная, как кажется. С тобой все будет в порядке, – произнес Феррел, шутливо шлепнув меня по затылку. Из пореза на виске брызнула кровь, усеяв рубашку пятнами. Оставив меня стоять на месте, сержант завернул за угол казармы и заорал так громко, что распугал цикад, сидевших на стенах: – Ёнабару! Живо иди сюда!

– Что, нужно исполнить солдатский долг? Я готов… А… Доброе утро, Рейчел. Сержант, я вижу, в армии начался очередной славный денек? Да еще какой славный – бетон поднатужился, и на нем выросла картошка?

– Заткни фонтан и позови людей, пусть все соберут.

– Кто, я?

– Ну, он-то явно ничего собирать не будет! – бросил Феррел, кивнув в мою сторону.

Ёнабару уставился на меня:

– Друг, чем это тебя так приложило? У тебя такой вид, словно ты вышел на ринг с огромным ирландцем весом под сто кило. – Повернувшись к сержанту, он сказал: – Постойте, так, значит, это Кэйдзи картошку рассыпал? – И снова ко мне: – Отлично ты начал день, испортил другим хорошее утро!

– В чем дело? Ты разве не хочешь помочь?

– Как можно?! Ради вас я готов собирать все что угодно! Картофель, тыкву, мины…

– Достаточно. В этой пародии на нормальный взвод есть хоть один человек, который думает головой, а не задницей?

– Обижаете, сержант! Вот увидите, я приведу сюда самых трудолюбивых парней из семнадцатой роты!

– Кирия! Чего ты стоишь, как пугало? Топай в лазарет! Сегодня ты освобождаешься от физподготовки.

– Физподготовки? Какой еще физподготовки? Кто отдал приказ?

– Я. Кто-то конкретно вляпался, прямо-таки по колено, прямиком в свиной навоз. Может, вы тут и ни при чем… Но в 9:00 объявляется сбор в учебнополевой зоне номер один в снаряжении четвертого уровня – на физподготовку.

– Вы что, шутите?! Мы завтра идем в бой, а вы нас отправляете на физподготовку?!

– Это приказ, капрал.

– Сбор на плацу номер один в девять ровно в снаряжении четвертого уровня, есть, сэр! Но, сержант, один вопрос. Мы воруем спиртное уже много лет. Так зачем теперь нас за это наказывать?

– Вы действительно хотите это знать? – Феррел закатил глаза.

Решив, что ни к чему присутствовать при разговоре, который мне уже довелось слышать раньше, я поспешил удрать в лазарет.

Я стоял у ворот, отделявших базу от внешнего мира. Охранник, проверявший мое удостоверение, с сомнением посмотрел на меня, приподняв брови.

Благодаря визиту спецотряда из США на базе был введен усиленный режим охраны. Хотя в основном за безопасность по-прежнему отвечали японские войска, соотношение сил с Америкой не давало нам права вмешиваться в вопросы, подпадающие под юрисдикцию Штатов. К счастью, американские сотрудники безопасности интересовались только своими бойцами.

Без отпускного билета, подписанного командиром части, Кэйдзи Кирия с базы бы не ушел. Но американцы могли приходить и уходить, как им заблагорассудится, всего-то требовалось удостоверением махнуть. Все мы пользовались одними и теми же воротами, так что если бы мне повезло попасть на американского охранника, он вполне мог меня выпустить, не задавая вопросов. Эти ребята заботились только об одном – не допустить кого попало к своему драгоценному отряду особого назначения. Рекрут, пытающийся удрать в самоволку, вряд ли привлек бы их внимание.

Охраннику, похоже, не доводилось видеть раньше японские удостоверения, он очень долго всматривался в мой документ. Автоматическая система, проверяющая пропуска, только регистрировала имена проходящих через ворота. Нет причин паниковать. С чего бы им внезапно поменять систему за день до атаки? Мышцы живота напряглись. Охранник переводил взгляд с карточки на меня, сравнивая нечеткую фотографию с моим лицом.

Порез на виске горел. Хирург, занимавшийся мной в лазарете, наложил три шва, даже не дав мне обезболивающее, не говоря уже про анестезию. И теперь боль от раны волнами расходилась по всему телу. Кости в колене поскрипывали.

Я был безоружен. Мне отчаянно не хватало ножа, который остался уютно лежать под подушкой. Будь он у меня с собой, можно было бы скрутить парня, скажем, одиночным Нельсоном и… Но нет, такие мысли делу явно не помогут. Я потянулся. Нужно сохранять спокойствие. Если будет смотреть на тебя – уставься на него в ответ.

С трудом подавив зевок, охранник нажал кнопку, отвечающую за ворота. Со скрипом и скрежетом передо мной открылся путь к свободе.

Я медленно оглянулся, проходя мимо желтого шлагбаума. Там, вдали, был плац. Морской бриз, тяжелый, пахнущий океаном, долетел через огромное поле к воротам. По другую сторону забора крохотные солдаты, с такого расстояния похожие на муравьев, выполняли приседания. С этими парнями я каждый день ел и тренировался. Они были моими друзьями в семнадцатой. Я подавил внезапно пробудившуюся в душе ностальгию. И пошел дальше, не торопясь, против наполненного влагой ветра. Я твердил себе: «Иди спокойно до тех пор, пока не скроешься из вида. Не беги. Еще немного. Сверни за угол…» И я наконец перешел на бег.

Начав бежать, я уже не останавливался.

От базы до Татеямы, ближайшего увеселительного округа, было пятнадцать километров. Даже если бы я двинулся кружным путем, он составил бы максимум километров двадцать. Зато там можно будет достать другую одежду и раздобыть необходимые припасы. Мне нельзя было рисковать, покупая билеты на поезд или голосуя у шоссе, но как только я доберусь до Тибы, все будет в шоколаде. Ни армия, ни полиция не суют нос в тамошние подземные торговые центры, превратившиеся в форменные трущобы.