Чертеж «огнедействующей машины» Ползунова, сделанный им собственноручно.

Решение поручить Ползунову строительство паровой машины было оформлено на бумаге и вручено ему. С него взяли расписку в том, что он согласен взяться за дело и готов выполнять все предъявленные ему требования. Итак, Иван Ползунов согласился приступить к созданию первой в России паровой машины. Что это за огромный труд, он, разумеется, сознавал.

Между тем канцелярия вовсе не торопилась предоставить Ползунову возможности для начала работы. Его так и не освободили от лесных и углезаготовительных обязанностей, кроме них у него не было недостатка в других текущих делах. Например, вскоре ему поручили экзаменовать присланных на Алтай кандидатов в горные офицеры по арифметике, геометрии и тригонометрии. Лишь выкроив часок-другой от своего короткого свободного времени, Ползунов мог ознакомиться с литературой и подготовить докладную записку о машине и все необходимые чертежи для отправки в Петербург. И только после отправки всех бумаг в столицу канцелярия издала указ, согласно которому Ползунову официально разрешалось строить «огнедействуемую машину» и запрашивать все необходимые ему припасы и материалы. Однако и после этого Ползунов не смог сразу приступить к работе над паровой машиной, так как никто не освободил его от прежних обязанностей.

В Петербурге получили бумаги Ползунова и отослали их президенту Берг-коллегии (орган по руководству горнорудной промышленностью России, учреждена в 1719 г. по инициативе Петра I) И. А. Шлаттеру. Его заключение датируется 9 сентября 1763 г. К Ползунову Шлаттер отнесся доброжелательно, он рекомендовал поощрить его и даже повысить в звании не до подпоручика, как того добивалась канцелярия, а сразу до капитана. Рекомендовал Шлаттер и разрешить Ползунову построить такую машину, какую он проектировал, «дабы практикою теорию свою подтверждала». Однако при всем том Шлаттер не понял, в чем состояла главная новизна машины алтайского изобретателя. Он нашел оригинальность только в предложении применить два цилиндра вместо одного. То, что Ползунов в отличие от западных теплотехников, его современников, предназначал свою машину для приведения в движение различных рабочих устройств, Шлаттер игнорировал. Более того, он лишал проект Ползунова новизны. «Сия машина, – писал Шлаттер, – уже изобретена с начала сего века… которая от времени до времени в лутчее состояние и совершенство приведена и с великою пользою в Англии, Франции и Венгрии употребляется к вытаскиванию воды из глубоких рудных (и каменноугольных) ям». Т. е. Шлаттер опирался на известный ему опыт использования паровых машин и других сфер их применения не допускал. Поэтому и не одобрил оригинальный подход Ползунова к конструкции и дальнейшему использованию паровых двигателей на разных участках горнозаводского производства. Шлаттер посоветовал русскому изобретателю вернуться к традиционной одноцилиндровой конструкции. Лучше было бы, пожалуй, вовсе обойтись без такого «одобрения», обрезавшего крылья творчеству Ползунова. Но, как говорится, что написано пером, не вырубишь топором. Материалы о машине и отзыв Шлаттера пошли из Берг-коллегии в Кабинет ее величества. Управляющий кабинетом А. В. Олсуфьев, человек весьма образованный, подготовил уклончивый указ, одобренный Екатериной II. Документ обходил оценку технической стороны проекта Ползунова. В нем лишь говорилось, что «сочиненный шихтмейстером Иваном Ползуновым проект с планом и весьма изрядным описанием новой машины, которою бы плавиленные печи действовать могли не обыкновенными вододействующими колесами, но огнем, чрез посредство воздуха и паров» рассматривался И. А. Шлаттером и что заключение последнего прилагается. Кабинет не настаивал на правильности выводов Шлаттера, однако и не опровергал их. Зато в указе императрицы прямо говорилось о необходимости поощрения изобретателя. «Е. и. в. (ее императорское величество. – Прим. автора), яко сущая и щедрая наук и художеств покровительница, не токмо им, Ползуновым, всемилостивейше довольна быть, но для вящего его и прочих по примеру его в таковых же полезных упражнениях поощрения повелеть соизволила: пожаловать его, Ползунова, в механикусы с чином и жалованьем инженерного капитана-порутчика и выдать ему в награждение 400 руб.». Важное значение имел также пункт, в котором единственный раз был виден интерес кабинета в осуществлении ползуновского проекта: «…также, буде он при заводах необходимо не надобен, то прислать его сюда при серебре (т. е. с очередным караваном драгоценных металлов. – Прим. автора), дабы он для приобретения себе большего в механике искусства здесь при Академии Наук года два или три к оной с вящим наставлением прилежать (мог. – Прим. автора)».

Биографы Ползунова отмечают тот факт, что в то время был еще жив гениальный русский ученый М. В. Ломоносов. Осенью 1763 г. было окончено печатание его труда «Первые основания металлургии или рудных дел». До весны 1765 г., когда Ломоносов скончался, Иван Ползунов, если бы его действительно направили в Академию наук, мог встретиться с ним и получить поддержку своим начинаниям. Да и вообще поработать в академии было бы очень полезно для Ползунова. Но, увы, не сложилось. Очень чуткие на нюансы горные начальники сразу смекнули, что кабинет не настаивает на строительстве паровой машины. Указ императрицы был составлен в таких общих словах, что из него по большому счету вообще ничего в практическом смысле не следовало. Как бы то ни было, Ползунова в Петербург не отправили, передачу ему обещанных Екатериной II денег по сложившейся традиции задержали на неопределенное время, а создание паровой машины, что называется, отложили в долгий ящик. Единственное, что было сделано, так это производство Ползунова в механикусы в чине инженерного капитан-поручика, что обеспечивало ему годовое жалованье в 240 рублей (всего же выходило 314 рублей – с содержанием двух денщиков и лошадей).

Возобновить проект Ползунова горное начальство вынудила объективная необходимость. Дело в том, что с середины 1750-х до начала 1760-х гг. случился спад в выплавке серебра на Змеиногорском и других рудниках. Нужно было принимать какие-то срочные меры, иначе Порошину и Христиани было бы несдобровать – кабинет и лично императрица внимательно следили за состоянием дел на колыванских заводах и рудниках. Понимая это, горнозаводское руководство придумало такой план: «огнедействующую» машину поручить Ползунову сначала строить в Барнауле, предназначив ее для обслуживания воздуходувных мехов. Затем, если дело пойдет на лад, построить такие же машины на ряде рудников для обслуживания плавильных печей. Впоследствии, может, перенести туда и первую машину. Рапорт такого же содержания был отправлен в «высочайший Кабинет». В нем же канцелярия просила отменить отправку Ползунова в Петербург, так как он необходим для строительства машины, награда, обещанная изобретателю императрицей, откладывалась до тех пор, пока он не закончит постройку машины и не докажет, что выполнял эту работу «с крайним прилежанием и всевозможным наблюдением». Из этой переписки становится ясно, что Ползунов и его непосредственное начальство совершенно по-разному смотрели на предназначение машины, а значит, и на особенности ее конструкции. Ползунов не ограничивался применением машины только для приведения в действие воздуходувных мехов, он был готов внести в свое устройство некоторые изменения и после этого использовать его для других целей. Канцелярия же настаивала на единственном назначении, связанном с воздуходувными мехами. Однако такие ограничения отнюдь не останавливали изобретателя, Ползунов решил во что бы то ни стало добиться постройки первой в России паровой машины, а затем, когда она докажет свою выгодность и преимущества перед водяными двигателями, продолжать строить такие же двигатели, возможно, и другого назначения.