Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Видела эти кадры и девушка. Но Костя оказался прав только наполовину. Да, она полюбила Костю, хоть и посмертно, а вот выйти замуж за него не могла. По понятным причинам. Не рассчитал парень.
— К чему вы мне это рассказываете? — сухо спрашивает Быстров.
— Просто к слову пришлось. Не дадите автограф? Журналист достает блокнот и ручку. Сопровождающий насторожился, но не усмотрел ничего
криминального.
Журналист шепчет:
— Оставьте ручку у себя. Наконечник смазан токсином ботулизма. Мгновенная смерть. Только подождите, пока мы отойдем.
Журналист берет блокнот, отходит, делает знак оператору.
Они приготовились снимать.
Быстров держит ручку в опущенной руке, спрятав ее в кулак.
Идет к двери подъезда. Оператор наставил камеру.
Быстров оглядывается. Видит усмехающегося журналиста. Тот провоцирует его усмешкой. И Быстров поднимает руку — непроизвольное движение, хотя можно было сделать все незаметно. Человек в штатском тут же подскакивает, выхватывает ручку. Озирается. Журналиста и оператора след простыл.
Человек в штатском осматривает ручку. Пробует что-то написать у себя на ладони. И падает.
Умирая, шепчет:
— Так я и думал. Токсин ботулизма. Черт, вот досада.
Быстров — у батюшки Иннокентия в пустом храме. Естественно, один из сопровождающих находится тут же.
— Великий грех ты задумал, сын мой, — увещевает батюшка. — Опомнись!
— Если я сам себя не убью, они меня все равно убьют.
— На все божья воля. Может, еще и не убьют.
— Убьют. Я их понял. Как только поймут, что я передумал, тут же и убьют.
— А ты передумал?
— Нет. Пока нет. Не вижу выхода, батюшка.
— В спасении выход. В спасении души.
— Знаете, у меня такое чувство, что я не себя убиваю, а кого-то другого.
— Это кого же?
— Не знаю. Я с ним еще плохо знаком. Батюшка не знает, чем утешить Быстрова. Тот выходит, опустив плечи.
Батюшка упрекает сопровождающего:
— В храме Божием находишься, а не молишься, не крестишься. Где совесть у тебя?
— А я буддист.
— Что же ты тут делаешь, нехристь?
— Служба, — отвечает сопровождающий и выходит вслед за Быстровым.
Быстров идет по улице и видит странную картинку: хрупкая миловидная девушка что-то собирает возле мусорных баков. Пригляделся: она собирает книги. Кто-то выкинул целую груду, вот она и хочет унести. Но забрать все сразу никак не получается. Быстров подходит:
— Помочь?
— Ой, спасибо. А то пока отнесу, мусорка приедет, на свалку заберет. Уже бывало так — не успевала.
Они несут две стопы книг.
Подходят к библиотеке. Это обычная библиотека местного значения: две комнатки на первом этаже.
Быстров вносит книги, девушка начинает разбирать их. Быстров видит на металлических стеллажах разнокалиберные издания. Но есть и собрания сочинений классиков, хоть и потрепанные.
— Это все с помоек, — говорит девушка. — У нас фонды бедные, сами ничего приобрести не можем, вот и приходится.
— А что, много книг выбрасывают?
— В последнее время — очень. Особенно если издания не в виде. Ну, слегка подержанные. Сейчас же всё издают, что угодно, в красивых переплетах. Не знаю. Зачитанная книга, мне кажется, даже лучше выглядит. В крайнем случае можно подклеить, переплести.
— Вы прямо пионерка, — с легкой иронией говорит Быстров. Но слышится в этой иронии и какая-то затаенная тоска.
Другой бы не заметил, а девушка сразу почувствовала. Внимательно глянула на Быстрова. На сопровождающего штатского, который сел на стул у входа, скучая.
И вдруг спрашивает:
— У вас что-то случилось?
— А вы разве меня не узнали?
— Нет.
— Ну как же. По телевизору показывают, в газетах мои фотографии. Горячая новость недели.
— Я телевизор не смотрю, газет не читаю. А чем вы прославились?
— С собой хочу покончить. Якобы по политическим мотивам. Демонстративно.
— А на самом деле?
— Вам действительно интересно?
— Да. Чаю хотите?
И вот Быстров пьет чай и рассказывает. Машинально макает в чашку пакетик с чаем. В зависимости от темпа рассказа и его содержания, пакетик то быстро снует туда-сюда, то опускается и поднимается медленно, задумчиво.
Девушка берет пакетик и кладет на блюдечко. Быстров благодарит и продолжает рассказ.
Поскольку мы и так все знаем, то можем обойтись без слов. Достаточно показать кадры, иллюстрирующие печальную историю Быстрова.
Он закончил.
Девушка смотрит на него с грустью.
— Вас как зовут? — спрашивает Быстров.
— Извините, не представилась. Варя.
— Так что вы думаете по этому поводу?
— Думаю, что проблемы нет.
— Как это? Интересно вы рассуждаете! Вопрос жизни и смерти, а вы говорите — нет проблемы!
— Не знаю... Вот скажите, им ваша смерть зачем?
— Как зачем? Чтобы другим неповадно было. Так решили, так договорились. Я и судиться пытался, и.
— Понимаю, — мягко перебивает Варя. — Но убить вас хотят — как кого?
— Не понял. Как меня.
— А вы — кто?
— Вы что имеете в виду? Вообще-то я в статусе министра.
— Ясно. А если бы вы не были в этом статусе, вас бы убили?
— Кто? Разве только сосед по пьяни.
— Значит, убить вас хотят как министра и от самоубийства вас оберегают — как министра?
— Само собой.
— А если вы станете частным человеком?
— Это как?
— А так. Не пойдете на работу и скажете, что уволились.
— Я и так сейчас не хожу.
— Но не уволились?
— Нет.
— А вы увольтесь.
Предложение для Быстрова настолько неожиданное, что он не сразу находится, что ответить. Наконец говорит:
— Нет, а кем я работать буду?
— Да хоть кем. У нас вот в библиотеке есть вакансия заведующего. Образование у вас подходящее. Я не слышала, чтобы кто-то когда-то убил библиотекаря. Хоть по политическим мотивам, хоть по экономическим.
— Постойте. А жить на что?
— На зарплату. Если вы хотите вообще жить.