Вадик устроился на мягком багажнике. Харли оттолкнулся ногами от земли и несколько раз крутанул педали — затарахтел мотор, и мопед сам поехал по пустырю.

Когда они выехали на дорогу, которая окружала их микрорайон, Харли обернулся и сказал:

Держись за меня, сейчас я тебе покажу, что такое ракета!

Вадик вцепился в кожаную куртку Харли, а тот до упора повернул муфту акселератора, прибавив газа. Внезапно неказистый мотор мопеда взревел, как двигатель мощного мотоцикла, и постепенно стал набирать обороты.

У Вадика сердце замерло от восторга, в ушах зазвенел ветер. Захлебываясь от радости и от потока тугого теплого воздуха, который вдруг хлынул в лицо, Вадик, вытянув шею, выглянул из-за плеча Харли и посмотрел на спидометр — стрелка прибора приближалась к отметке 60 километров в час!

Зря ты сказал моему отцу, что усилил движок! — крикнул Вадик, но ветер унес его слова.

Что?! Не слышу!

Не говори отцу про скорость, пусть думает, что твой мопед не быстрее велика!

Харли расслышал только слово «скорость», поэтому крикнул в ответ:

Да! Скорость — это кайф! Это настоящий драйв!

Что?!

Драйв, говорю! Гонка! Атас! Я всегда выкручиваю муфту акселератора до упора! Жму на всю катушку!

Когда они сделали круг и подъехали к гаражу, у Вадика был такой огненный, восторженный взгляд, будто он только что слетал в космос или, по крайней мере, прыгнул с парашютом. Отец озадаченно смотрел на своего сына, ругая себя за то, что согласился купить мопед.

Не было хлопот, купила баба порося, — негромко проворчал он.

Что?! — крикнул Вадик, в его ушах еще звенел ветер.

Ездить будешь только в нашем микрорайоне, на дорогу не выезжай, понял? — строго и громко сказал отец.

Понял.

Дима, — обратился отец к Харли, — у тебя есть лишний мотоциклетный шлем? Продай.

Когда Харли вынес из гаража красный шлем с дымчатым пластиковым забралом, отец расплатился и передал шлем Вадику со словами:

А это тебе лично от меня.

Отец и сын Ситниковы поставили мопед в свой гараж, где уже стояли их семейные «Жигули», а потом вернулись домой, и мама Вадика велела обоим мужчинам:

Мойте руки и садитесь ужинать.

Когда Вадик проходил мимо нее в ванную, мама потянула носом воздух и сказала отцу:

Раньше в нашем доме только от одного человека пахло бензином, теперь от вас двоих несет бензоколонкой. Кстати, — обратилась она к Вадику, — пока вы в гараже возились со своими ржавыми железками, тебе несколько раз звонила Дина Кирсанова. Она просила тебя срочно позвонить ей. Так и сказала: «Как только вернется, пусть мне немедленно позвонит». Между прочим, голос у нее был заплаканный. Не понимаю, какие срочные дела могут быть у детей во время каникул?! Вы бы так об уроках волновались. Сначала руки помой! — крикнула мама вслед Вадику, который, не успев открыть воду, выскочил из ванной и побежал в Свою комнату.

Он схватил телефон и позвонил Дине:

Алло, Динка? Что случилось?

Сначала в трубке послышались всхлипывания и тихий плач, напоминающий поскуливание двухнедельного щенка. Потом Дина, захлебываясь слезами, произнесла:

Диа-дема-а-а... — нос у Дины был заложен, поэтому у нее получилось «диадеба».

Что с диадемой?! — от волнения Вадик так крепко сжал телефонную трубку, что кожа на костяшках его пальцев побелела. — Ты потеряла диадему?!

Дет, детюдеряла... — прогундосила Дина.

Сломала?

Дет, де слобала.

Что же ты ревешь? Да что случилось-то, объясни толком!

Подбедили-и-и! ц

Не понял... Что такое подбедили?

Да де подбедили, а подбедили! Что тут не бодятдого?! — Она прикрыла ладонью микрофон телефона, но Вадик все равно услышал, как она высморкалась. После очередного всхлипа Дина сказала более или менее нормальным голосом: — Кто-то подменил мою диадему!

Можно'было задать сотни вопросов, но Вадик от растерянности выбрал из них самый глупый:

Кто подменил?! — воскликнул он.

Ты что — дурак? — Дина опять заплакала.

Послушай, возьми себя в руки. Перестань реветь, пойди и умойся холодной водой. Сейчас я приду, и мы все обсудим, потому что по телефону я тебя совсем не понимаю. К тебе можно?

Бождо, — она снова заговорила в нос, с ярко выраженным французским акцентом.

Поговорив с Диной, Вадик положил трубку и выбежал из комнаты.

— Вымой руки и садись ужинать! — крикнула мама из кухни.

Вадик приблизил свои ладони к носу, от них и в самом деле сильно пахло бензином и машинным маслом. Он забежал в ванную, быстро вымыл руки, выскочил в коридор и стал с трудом напяливать кроссовки, ругая себя за то, что никогда не развязывает шнурки, а просто стягивает обувь с ног. Впопыхах он случайно завернул язычки кроссовок внутрь, и его ноги застряли где-то посередине, смяв задники и еще туже затянув узелки шнурков.

Куда ты собираешься?! — донесся из кухни голос мамы. — Курица остынет! Сейчас же иди ужинать!

«Вот так всегда! Стоит только появиться важному, неотложному делу, как ноги мгновенноЪы-растают и отказываются влезать в старые, разношенные кроссовки, задники подминаются, узелки затягиваются! Курица остынет! — снисходительно усмехнулся Вадик, торопливо и раздраженно развязывая узелки на шнурках. — Какие могут быть куры в такой момент?!»

Я сейчас приду! — крикнул Вадик маме, справившись наконец с кроссовками.

Он побежал через двор к дому Дины, на бегу думая о том, что его последняя фраза была похожа на записку сказочного персонажа, которого звали Тигра. Тот, если куда-нибудь уходил, то всегда оставлял записку: «Щас приду». Через сколько минут, часов или дней наступит это «щас», не знал никто, даже сам легкомысленный Тигра.

Вадик тоже не знал, когда вернется домой. Увидев заплаканное лицо Дины, открытый сейф и картину, стоящую на полу в гостиной Кирсановых, понял, что стряслось что-то серьезное.

У него отлегло от сердца, когда Дина вынула из голубой коробки и показала ему диадему.

Ну? А из-за чего столько слез? — спросил Вадик, вертя диадему в руках. — Вот же она. Целая и невредимая. Смотри как блестит. Как новая.

Вот именно, что как новая! А нашей диадеме почти сто лет, понимаешь?!

Вообще-то я не очень силен в ювелирных делах, но где-то читал, что драгоценности из гробниц египетских фараонов сегодня блестят так же, как и пять тысяч лет назад.