– Прежде чем я займусь чем-либо другим, эта комната будет закончена, чтобы вы могли провести в ней парадный прием после воскресной мессы. Пусть даже для этого мне придется лишить себя сна. Мне будет довольно тех помощников, что уже есть. И еще, – он пылко простер вперед руку, – в знак признания моего неискупимого долга перед вами за вашу благосклонность и милостивейшее терпение и всепрощение через две недели я представлю Вашему Святейшеству первые наброски самой прекрасной, самой необыкновенной Мадонны, которую вы можете себе представить. Она станет моим личным даром Вашему Святейшеству.

– Так эта комната будет закончена? – Папа тяжело ронял слова, дыша с надсадой. – Полностью? К воскресенью?

– Да, к воскресенью.

Понтифик, казалось, был исключительно доволен обещаниями Рафаэля и его покладистостью. Пухлые губы Папы изогнула спокойная улыбка, которая наконец разрушила напряжение, внезапно возникшее между ними.

– Ну что ж, я буду ждать этого с величайшим нетерпением.

Он по-отечески положил Рафаэлю руку на плечо. Квадратный изумруд на мизинце сверкнул в лучах солнца, проникавших в залу сквозь длинный ряд высоких застекленных окон со свинцовыми переплетами.

– А что насчет женщин, Рафаэлло мио? Я могу рассчитывать на то, что ты прекратишь отвлекаться на них, хотя бы до тех пор, пока не закончишь часть своих важных дел?

Резко очерченные ноздри Медичи затрепетали едва заметно, но Рафаэль понял предостережение, заключенное в этом вопросе. Кто знает, может, Микеланджело действительно вернулся в Рим только для того, чтобы ходатайствовать о завершении надгробия для Юлия? Или для того, чтобы оказать покровительство Себастьяно. Как бы то ни было, Рафаэль не мог позволить себе ошибок: от него зависели жизнь и благосостояние не одной дюжины помощников и учеников. От него и от расположения к ним понтифика.

– Даю вам слово, – заверил Рафаэль. И это обещание далось ему на удивление легко, потому что теперь его занимали не женщины вообще, а лишь одна из них, та таинственная девушка с холма Джаниколо. Узнал ли уже Джулио, кто она такая и где живет?

Как только Рафаэль ушел, от группы кардиналов, расположившихся возле Папы, отделился высокий представительный мужчина с густой черной бородой в тунике оранжевого шелка, облегающих штанах и отороченной мехом зеленой бархатной накидке. С его шеи свисал тяжелый бронзовый медальон. По обе стороны от понтифика воздвиглись два кардинала в алых мантиях. Ни дать ни взять подставки для пухлой церковной книги, подумал Агостино Киджи. С Джованни деи Медичи они дружили еще до того, как тот принял сан Папы Римского и имя Льва X, и Киджи понимал, что эта дружба была козырной картой в его колоде. Он никогда не забывал, по чьей милости обрел место за пышным обеденным столом в Ватикане, был зван на празднества с музыкой или охотничьи выезды – туда, где вершилась политика. Киджи сам заработал свое состояние. Лев же дал ему возможность этим состоянием воспользоваться.

«А я говорю: давайте радоваться папству, раз уж Господь даровал нам такую возможность», – частенько повторял Лев X. Его возвели на Священный Престол меньше восьми месяцев назад, а он уже придумал, как использовать богатые возможности, которые преподнесла ему жизнь. Он получал от нее удовольствие, вкушая изысканные яства, слушая хорошую музыку, окружая себя прекраснейшими произведениями искусства. Он стал кардиналом в тринадцать лет благодаря могуществу его знаменитого семейства и пережил первые выборы Папы, получив только один голос. Однако его сторонники не теряли времени даром и многому его научили. Вопреки опасениям, что молодость и неискушенность помешают ему справиться с обязанностями понтифика, Медичи в возрасте тридцати восьми лет стал Львом X.

Киджи, крупный, ширококостный, с копной темных вьющихся волос, почтительно поклонился и поцеловал перстень на пухлом пальце понтифика, как того требовали традиции. Рука понтифика благоухала, но не пирожными, которыми тот обильно угощался, отметил Киджи, а куриным жиром после предыдущей трапезы. Джованни деи Медичи все делал с размахом: вволю ел, вволю пил и вовсю наслаждался жизнью, не смущаясь того, что долг призывает его к размышлениям и молитве.

– Я думаю, ты все слышал?

– Да уж явно больше, чем рассчитывал, Ваше Святейшество, – ответил Киджи хорошо поставленным голосом, источая искренность, словно медвяное вино. – Я и не знал, что наш дражайший Рафаэль опаздывает с исполнением всех остальных заказов.

Папа встал, оперся на руку Киджи и спустился с возвышения. Они медленно вышли из богато украшенной залы в коридор. Агостино подлаживался под медлительную шаркающую поступь Папы.

– Так и будет, если не отвлечь его от бесконечных Мадонн. Я думал, он закончит с фресками для моей семейной часовни хотя бы ко Дню всех святых, раз уж не успел сделать это летом. И Ваше Святейшество ожидает завершения росписей залы для аудиенций, что требует самого пристального внимания и усердия, – почтительно склонил голову Киджи, – не говоря уже о вашем парадном портрете, который он еще и не начинал.

Один из секретарей понтифика, лысеющий, чуть сутуловатый человек по имени Бембо, промокнул блестящий лоб Его Святейшества белым шелковым платком, отделанным венецианским кружевом, не останавливая их движения.

– Он тебе доверяет?

– Думаю, да, Ваше Святейшество, потому что в Рим он попал только благодаря моей протекции.

Папа задумчиво потер подбородок толстыми пальцами.

– Прекрасно. В таком случае мы заставим его выполнить в первую очередь твои заказы.

– Ни в коем случае! Интересы Вашего Святейшества превыше всего!

Папа пресек возражения Киджи твердым взмахом руки.

– Терпение, дорогой Агостино! Терпение – самая ценная из добродетелей. Привязав к себе Рафаэля, ты умножишь свою власть над ним. И помни: близкие друзья – это те, кто свободно объясняются меж собой. Мне нужен воистину близкий ему друг. Такой, что будет хорошо осведомлен о его желаниях, о его женщинах и о том, кто мешает ему работать. Мы должны точно знать, чем занято его сердце, потому что иначе никогда не получим от него желаемого.

– Так мы будем тайно управлять им, как мартышкой на поводке? Да, Ваше Святейшество?

– Именно, – подтвердил Папа.

– Ну что? Ты ее нашел?

Позже в этот же день Рафаэль встретил Джулио у входа в свою шумную мастерскую, огромное помещение, которое арендовал на Пьяцца Сант-Аполлония. Он придерживал крепкую дверь, окованную медью, а его глаза блестели от предвкушения, как будто он снова стал мальчишкой из Урбино.

Джулио снял плащ и подошел вместе с учителем к забрызганному красками рабочему столу, где Рафаэль покрывал лаком на основе канифоли новый портрет. По столу были разбросаны наброски карандашом, со следами акварели и угля. Попадались работы, выполненные в другой технике: черным мелком и серебряным карандашом по серой прокрашенной бумаге. Перья, обломки синего, черного и красного мелков, кисти, ручки которых были испачканы красками всех цветов радуги, дополняли натюрморт.