Впрочем, чуть поодаль — если приглядеться — заметны еще одни отпечатки на песке: самые неприятные из тех, что Кристиан когда-либо видел.

В этих четких оттисках подошв на первый взгляд нет ничего необычного. Кроме того, что они наполнены копошащейся субстанцией: слизни, кольчатые черви, морские блохи, мелкие обломки раковин-аммонитов, спутанные водоросли, тина с желейной сердцевиной из крошечных медуз. И чем пристальнее Кристиан вглядывается в содержимое оттисков, тем быстрее их определения сменяют друг друга: неприятный — отвратительный — тошнотворный…

Так можно додуматься до того, что под вполне безобидными с практической точки зрения кольчатыми червями скрывается ад.

В отличие от множества других следов, эти два слепка с подошв — единственные. Кажется, что они появились из небытия да так и застыли, спешить им некуда.

Остается лишь запоздало испугаться за судьбу ребенка и домашних питомцев (вдруг они подходили к этой мерзости?) и тут же успокоить себя —

нет, не подходили.

Будь на то воля летательного аппарата, он бы задержался здесь на подольше, чтобы проследить за драматическими событиями на пляже и защитить при случае всех тех, кто нуждается в защите, но… Странное видение, уложившееся в несколько секунд, заканчивается: перед Кристианом — все та же барная стойка и Даррен.

И фотография Dasha в руках, наконец-то Кристиан с ней воссоединился!..

— Заходи почаще, — говорит Даррен, даже не удосужившись пересчитать деньги, которые Кристиан бросил на прилавок. — Заходите оба. Я буду рад.

— Оба?

— Ну да, оба. Ты и твоя девушка.

— Непременно.

Из бара Кристиан выходит с мутным осадком на душе: не из-за вранья о Dasha, неожиданно оказавшегося тяжелым испытанием, — из-за пляжного видения. Избавиться от него не получается на протяжении последующих нескольких дней. Кристиану повсюду мерещатся черви и слизни; даже в самых безобидных местах — на манер пластикового стаканчика или картонной упаковки для гамбургеров. Разношенные до состояния невесомости кроссовки тоже доставляют массу хлопот: ни с того ни с сего они начинают натирать ноги. Боль неявная, но беспокоящая: как будто в обувь набился песок. Микроскопические осколки раковин-аммонитов.

Устав бороться со старыми кроссовками, Кристиан меняет их на еще более старые, еще более безотказные; эти, ныне заброшенные в дальний угол шкафа «найки», он носил пару лет не снимая — и ни одного нарекания не возникло.

Кристиан возлагает на старичков большие надежды, которым, впрочем, не суждено сбыться: неприятные ощущения не проходят.

Но и не усиливаются.

И если даже к этому можно привыкнуть, то к червям привыкнуть не получается. Как не получается выбросить из головы песчаную историю: она мучает Кристиана. Не сама по себе, а тем, что каким-то образом связана с Dasha и теми, кто окружает ее. Доведенный едва ли не до отчаяния, Кристиан пишет Шону письмо, состоящее из одной фразы:

«Все ли у вас в порядке?»

Ответ приходит гораздо быстрее, чем обычно, уже через несколько часов:

«Почему ты об этом спрашиваешь?»

Дурацкая привычка отвечать вопросом на вопрос! Если бы Шон ограничился коротким «у нас все замечательно, Лали подрастает, и животные чувствуют себя хорошо», Кристиану стало бы намного спокойнее. Только это и требовалось от Шона — написать о том, что Эдем не претерпел никаких видимых изменений, что его границы незыблемы и никто не покушается на раз и навсегда заведенный порядок дня. Порядок заботы и нежности, порядок любви. Но Шон не сделал этого, вот стервец!.. Ответное письмо Кристиана намного длиннее: чтобы скрыть смущение, он разражается пространными комментариями о жизни в Камбодже — не самой удобной, не самой уютной стране. Все сведения выужены в Интернете и касаются тяжелого для европейцев климата, малярийных комаров, москитов, атакующих незащищенные участки кожи; воды (чудовищного качества), мусора, который вываливается прямо на улицы (Кристиан лично видел несколько десятков фотографий и может дать ссылку на все это безобразие). Отдельным абзацем следуют медицинские рекомендации: в некоторых случаях помогает такое проверенное средство, как хинин, употребляет ли семейство Шона хинин?..

И снова ответ приходит незамедлительно («Не будь дураком! ☺»), и снова Кристиан не находит в нем того, чего так жаждал найти: успокоения.

Наверное, Кристиан повел себя неправильно; но не в письмах к Шону, а чуть раньше, когда оказался в роли летательного аппарата. Нужно было рассмотреть пляж повнимательнее, и не только пляж, а и море, и дюны, примыкающие к пляжу (разве там были дюны?). Нужно было провести аэрофотосъемку с возможностью последующего увеличения снимков — возможно, возникли бы новые детали. Но видение было слишком мимолетным, и надеяться на его повторение…☺

Хотя почему бы и не понадеяться?

* * *

ТРИО

— Магда, Магда, Магда… Как вы себя чувствуете, Магда?

— А как может чувствовать себя человек, вляпавшийся в такую историю? Отвратительно. Проклинаю тот день, когда приехала сюда…

— Да уж. Лучше бы вам было остаться дома. Быть может, тогда бы не произошло то, что произошло.

— Вы о чем?

— Об убийстве, леди, о чем же еще.

— Вряд ли мое присутствие или отсутствие могло хоть как-то на него повлиять. Я никогда не знала эту женщину, я впервые увидела ее несколько дней назад. И… можно я не буду изображать скорбь по поводу смерти совершенно незнакомого мне человека?

— Конечно. Вы даже можете выразить радость и удовлетворение. Ведь ваша соперница мертва.

— Соперница? Не смешите.

— Разве ваш муж не рассказывал о покойной, когда впервые попал к вам на прием? Наверняка он был не в лучшем состоянии, ведь его бросила женщина, которую он любил…

— Ну да… Так я и знала…

— Знали, что он любил ее?

— Он не любил ее! Это было сродни болезни — тяжелой, хотя и не опасной для жизни. Слава богу, Тео выздоровел…

— Вы уверены?

— Как бы то ни было, вируса, который отравлял его кровь, больше нет.

— Я бы посоветовал вам следить за словами. Для вашего же блага. Здесь есть люди, которые слышали, как вы откровенно желали покойной смерти.

— Надеюсь, вы не думаете, что это я… совершила убийство?

— У вас был мотив.

— Не было у меня никакого мотива! Неприязнь была, глупо это отрицать. Но мотива не было.

— Знавал я дамочек, которые ни перед чем не останавливались, чтобы убрать соперниц! На куски их рубили, растворяли в кислоте, а потом невинно хлопали глазами, утверждая, что они здесь совершенно ни при чем.