полнейшую невозмутимость, дабы никто ничего не смог разглядеть в ровном, словно лесное озеро, лице настоящего инквизитора.

— Ты ошибаешься. Я не помогаю тебе. Я призван восстановить справедливость.

Отлично сказано. Теперь самое главное — самому в это поверить. Вероника, даже если и не поверила, спорить не стала, вздохнула негромко, голову опустила и медленно отодвинулась в угол, сжимаясь в комочек. Я прицыкнул на некстати решившую пробудиться жалость и ровным тоном, коим и надлежит инквизитору вести допрос обвиняемой, вопросил:

— Вероника, это ты прокляла жителей города?

Вообще подобные вопросы можно смело отнести к числу риторических, поскольку, как показывает мой личный опыт и изучение всевозможной литературы по данной теме, никто и никогда честно на подобные расспросы не отвечал. Подозреваемые или молчали, или отпирались до последнего, порой отрицая даже очевидные улики. Вот и Вероника не стала исключением, головой покачала, даже взглядом меня не удостоив:

— Нет, я никого не проклинала.

— Хочешь сказать, тебе понравилось, когда тебя кузнец… — я споткнулся, заменил режущее горло слово на менее болезненное, — лапал?

По губам Вероники промелькнула тень горькой усмешки:

— Он меня не тронул.

Угу, охотно верю. Неужели эта чародейка до сих пор считает меня наивным идиотом, которому можно вешать на уши любую лапшу, всё равно не заметит?!

— Хочешь сказать, он показывал тебе кратчайший путь домой, зажимая рот и утаскивая в кусты?!

Мрак, чувства опять вырвались из-под контроля, выплеснув слишком много яда и боли в вопрос, которому полагалось быть всего лишь холодной насмешкой. Вероника всегда была наблюдательной, вот и теперь её чёрная бровь знакомо изогнулась, а в голосе прозвучала давно забытая нотка лукавства:

— Мне кажется или господин инквизитор изволит ревновать?

— Ещё не хватало, — совсем по-мальчишески фыркнул я и мысленно отвесил себе здоровенную затрещину, ещё и ведро холодной воды за шиворот вылил. — Не люблю, когда мне лгут, изображая святую невинность.

Глаза Вероники вспыхнули и погасли, словно небо закрыли непроницаемые свинцовые тучи, плечи поникли, от возродившегося было лукавства не осталось и следа.

— Я смогла вырваться от кузнеца, он мне ничего не сделал, потому и проклинать его или ещё кого-то в Лихозвонье мне не было никакого резона.

Что ж, за неимением ничего иного примем за правду услышанное и зададим последний для первого разговора вопрос:

— Как ты считаешь, кто мог наслать проклятие на жителей Лихозвонья?

Этот вопрос тоже можно отнести к числу риторических, его цель не добиться правды, а очертить примерный круг подозреваемых, естественно, не вычёркивая из оного и допрашиваемого. Обычно обвиняемые соловьями заливаются, стремясь очернить всех вокруг и тем самым обелить себя, но Вероника смогла меня удивить. Услышав вопрос, она вздрогнула, словно я её со всей силы ударил, вскинула на меня лихорадочно заблестевшие глаза, даже губами шевельнула, готовясь что-то сказать, но потом вдруг резко сникла, закрылась, снова отодвинулась в тёмный угол и неохотно пробурчала:

— Не знаю.

А ведь ты врёшь, чародейка, ответ на мой вопрос тебе очень хорошо известен, только вот делиться со мной своими соображениями ты почему-то не спешишь. Кого же ты скрываешь, девочка? И главное почему?

День второй. Вероника

Бабушка, а потом и мама частенько повторяли, что жизнь чародейки размеренной и спокойной быть не может. Такова, мол, плата за те силы, которыми щедро наделяют нас духи стихий, людьми, лишёнными магией, именуемые богами. Маленькой я смеялась над подобными предостережениями, искренне считая, что невзгоды случаются с кем-то иным, благополучно минуя нашу защищённую любовью и всевозможными обережными заклинаниями семью. В десять лет моя вера в исключительность подверглась серьёзным испытаниям: бабушку, такую мудрую и ласковую, обвинили в чёрном колдовстве и арестовали. Через три дня стражник, отчаянно трусящий, а потому держащийся чрезвычайно грубо, сообщил нам о её смерти и буквально швырнул отцу в лицо приказ о полной конфискации имущества и выселении из города в двадцать четыре часа, после чего спешно ретировался. Ах да, забыла сказать, что мой батюшка был ювелиром, а потому, когда через три года мы узнали, что вся эта охота на ведьм была придумана исключительно ради наживы, мы ничуть не удивились. Да и не до того нам было, если уж совсем честно.

Не успели мы перебраться на новое место, в тихий неприметный городок, спрятанный в лесах на границе королевства, как жизнь совершила новый крутой вираж. Богатая вдова зачастила в ювелирную лавку моего отца, старательно выбирая украшения для всевозможных празднеств и даже заказывая целые комплекты по собственноручно нарисованным эскизам. Я, наивная глупышка, даже радовалась такой клиентке, ведь от успеха папочкиной торговли напрямую зависело благосостояние нашей семьи, а вот мамочка, наоборот, всё сильнее хмурилась, раздражалась и даже, встретив эту даму на улице, переходила на другую сторону, чтобы избежать необходимости общаться с ней. Увы, мамино чутьё не подвело, не прошло и четырёх лет, как отец, ссутулившись и пряча глаза, пролепетал, что он полюбил другую, она в тягости, а потому нам с мамочкой, во имя душевного спокойствия его новой избранницы, должно покинуть эти места. И желательно, не мешкая, поскольку дом он продаёт, а сам перебирается в замок к своей богатенькой вдовушке. Я никак не могла поверить в происходящее, умоляла отца одуматься, требовала у мамы приготовить отворот (саму меня к любовной магии пока не допускали), но мамочка на все мои крики и мольбы лишь качала головой и устало повторяла, что из пепла костёр не запалишь.

Мы опять переехали, оставив на прежнем месте ещё один осколок нашей некогда крепкой и дружной семьи. В этот раз мы обосновались в небольшом городке, на самой границе с лесом, в прелестнейшем и живописнейшем местечке. Единственное, что настораживало мамочку, — замок потомственных инквизиторов, надменно возвышающийся над городком. Соглашусь, для ведьм соседство не самое удачное, но уже через год я была свято убеждена, что лучше уголка не сыскать на всём белом свете, ведь у меня появился настоящий друг — Тобиас, Тоби, верный спутник моих всевозможных проказ и длительных прогулок. Мамочка, глядя на нас, улыбалась и делала туманные намёки, то ли предостережения, то ли предсказания, но я и не понимала, и не хотела её понять. А потом мама познакомилась с целителем и вместе