– И что?

– Так надо сначала соображать, наверное, а потом предлагать!

– Сам ты дурак!

– Ух!!!

Они чудом не поссорились, то есть поссорились, но не очень. А потом Маша вспомнила, что на берегу есть острые ракушки, одной из них она утром даже порезалась. Они принесли несколько самых больших и острых обломков и, подбадривая друг друга и приготовившись при первой возможности уносить ноги, подошли к первому дереву с ракушками наперевес, как с автоматами. Автоматы же бывают дамские, маленькие. Ну, на планете мутантов уж точно бывают.

Но бежать не пришлось: дерево не сопротивлялось. То ли это было совсем безмозглое дерево, то ли… да муточерт его знает!

– Супер нам повезло, что они безмозглые и бесчувственные, – радовался Рино, долбая ракушкой древесину. – А прикинь, если бы они на нас набросились! А-а-а!

Он изобразил набрасывающееся на свою жертву дерево.

– Я пить хочу, – сказала Маша. – Просто ужас как пить хочу. Ты уверен, что как только мы уплывем, поймаем рыбу, и ее можно будет выпить?

– Пф! Конечно! Некоторых тропических рыб можно пить, моя мама об этом даже статью в научный журнал писала, сам читал! – авторитетно подтвердил Рино.

Маша облизнулась.

– Я пока из моря немного попью, – решила она, сдувая со лба прилипшие волосы. – Правда, на уроках по выживанию говорили, что нельзя, но я капельку.

Она бросила очередную обломившуюся ракушку на землю и пошла к берегу. Рино одним прыжком добрался до нее, грубо схватил за плечо:

– Не пущу.

– Не имеешь права меня держать!

– Имею! Ты – первая, тебе нельзя морскую. Колики начнутся через час, а у нас лекарств нету! Крутоверина нету, пусьпусина нету, даже сбиватогена – ни таблетки! А в морской воде, между прочим…

И Рино принялся перечислять, что может содержаться в морской воде в этих широтах и какие химические вещества могли бы помочь. Целую лекцию прочел.

– Откуда ты все это знаешь? – обалдела Маша.

– Читал!

– И запомнил?!

– Ну… я не один раз читал.

– Зачем?

– Ну… думал, вдруг я попаду когда-нибудь на необитаемый остров и… Словом, готовился. На всякий случай.

Маша присвистнула:

– Невероятно.

Рино подобрал с земли ракушку и вернулся к дереву.

– А почему ты тогда про плот не сообразил? – недоверчиво прищурилась Маша.

– Ну, я когда мечтал, про плот не думал. Я хотел подольше на острове пожить, а потом хрюкнуть, когда надоест, и все.

Он продолжил колупать ствол дефективного дерева. Тут пока что хвастаться было нечем, работа продвигалась медленно.

– Слушай, а может, ну его, этот плот! Давай еще раз хрюкнем, вместе! Телевизионщики – это, конечно, хорошо, а спецслужбы – плохо, но… Я конкретно пить хочу.

– А до ночи дотерпишь?

– А что ночью?

– Ночью, наверное, дождь будет.

– Хм… Ты пророк?

Рино не ответил. Маша взяла ракушку и принялась за дело с другой стороны ствола. В конце концов, Маша была мутанткой и вполне могла обойтись день-другой без еды и воды. Она решила потерпеть до ночи.

К вечеру дерево было спилено. Ребята с трудом дотащили его до воды, предварительно обломав ветки. Маша настаивала на том, что одного дерева для маленького плотика им вполне хватит и на рассвете можно будет отправиться в путь. Но Рино возражал и уверял, что плот нужно делать на совесть. Они немного поссорились – в третий раз за день. Потом Маша поинтересовалась, чем они будут связывать бревна. Выяснилось, что нечем, лиан на острове не было. Они собрались было поссориться в четвертый раз, пока Маша толкала ствол в воду, чтобы «оставить этого придурка» и уплыть к телевизионщикам в гордом одиночестве, но тут… Но тут ствол дотолкался, и выяснилось, что он… тонет!

– Быть такого не может! – взвился Рино.

Проверили. Дерево тонуло. И ствол, и ветки, и даже листья – как только слегка намокали.

Потом солнце село.

Потом стало прохладно.

Потом холодновато.

А потом пошел дождь. Ливень.

Сначала они пытались укрываться под одеялом и подушкой, но вскоре все промокло насквозь.

– Какой же ты дурак, какой дурак, как-к-кой дур-р-ра-к-к! – стуча зубами, повторяла Маша. – Как можно было мечтать попасть на необитаемый ост-т-т-ров?!

– Я ж-ж-е не о н-н-настолько н-н-необитаемом м-м-мечтал! – слабо возражал Рино, мечтая теперь только об одном: чтобы поскорей настало утро и выглянуло солнце.

Глубокую, километра в полтора, горную впадину уже давно поглотила мягкая вкрадчивая темнота ночи.

Сюда, наверх, где привычно располагался Старк, не доносились ни шумы водопадов, ни влажный аромат фиалок, сплошным ковром покрывающих скалы в это время года. Любимый гамак Старка висел на своем привычном месте уже не первое столетие, и никакие ураганы его не портили. На вид это была обычная сетка, старая, но прочная, шириной не более двух метров. А вот какой длины были веревки, на которых это уютное спальное место крепилось к горным вершинам, сказать непросто. Несколько сотен метров с каждой стороны или около того. Сетку обычно покрывал толстый ворсистый плед с орнаментами. Изредка плед исчезал – ветра сдували его вниз, в пропасть. Вот и сегодня любимую укрывалку с рваным краем пришлось сотворять заново.

Диди. По всем законам физики несколько сотен метров веревки должны рухнуть вниз под собственной тяжестью без всякого гамака. Старк это предусмотрел и сделал веревку невесомой…

Ангел-эксперт Старк не принимал никакого участия в том, что делали Дима Чахлык и Рон Э-Ли-Ли-Доу с Дюшкой. Дюшка был обычным мальчишкой, он жил в обычном одномерном времени, в котором вчера сменялось на сегодня, а сегодня на завтра, в котором были однозначные причины и такие же однозначные следствия этих причин. В Дюшкином мире было важно, что ты делаешь. От каждого твоего действия что-то зависело. В Дюшкином мире некоторые вещи нельзя было отложить на потом, что-то надо было сделать вовремя или не делать вообще.

В мире Старка все что угодно можно было сделать «потом», и любые свои действия можно было исправить, вернувшись в прошлое. Конечно, чужие поступки Старк мог исправлять не так уж часто. Ведь каждый свободный человек вправе совершать собственные ошибки. А большинство людей, гуманоидов и мутантов были свободны.