– Что же, мысль хорошая. Нужно перепроверить цифры. В принципе я склонен согласиться. Сделай презентацию для заседания правления. Они захотят быть в курсе, и еще придется убеждать их по поводу затрат.

– Разумеется, Филип, с удовольствием все сделаю.

Шеф у нас прижимистый, и это была настоящая победа. Мы вышли вместе с Викторией.

– Отлично, Кэти, – сказала она. – Повезло твоей команде.

– Да, и хороших объектов много, на всех хватит. Спасибо тебе за поддержку; я действительно очень благодарна.

Остаток дня я пребывала в эйфории. Сообщить своим я пока не могла, ведь Филип еще не дал окончательного согласия, и мне не хотелось, чтобы преждевременная болтовня о путеводителе отпугнула удачу. Настроение у меня было отличное, и я решила всех угостить кофе с ванильными и клубничными пирожными из ближайшей кондитерской. И Викторию не забыла. Мы с Аишей сидели у меня в кабинете и наслаждались нежнейшими пирожными с масляным кремом. Я рассказала ей по секрету о нашем с Филипом разговоре.

Почти до вечера я делала наброски для проекта. Идеи шли косяками. Объектами в Португалии я решила заняться сама. Мы с Маркусом сможем отправиться в давно задуманное путешествие в Лиссабон, к моим родителям, и там я покажу ему свои заветные места.

* * *

Домой я пришла раньше Маркуса, и, услышав звук ключа, бросилась в прихожую. Мне не терпелось рассказать новости.

– Филип согласился! Дело пошло!

– Отлично!

Я ждала, что муж меня обнимет, но он не двинулся с места, и тогда я сама его обняла и предложила:

– Хочешь вина? Отметим…

– Не стоит, мне нужно поработать.

– Ну ладно, а я выпью.

Я пошла на кухню и, не переставая говорить, налила себе вина.

– Он согласился отработать только самые важные объекты. Пришлось пообещать, что для некоторых будем пользоваться архивными материалами, и выходит – победа не полная. Впрочем, когда приступим, кто знает…

– Ты разработала отличную концепцию.

– Спасибо. Я сама вздохнула с облегчением. – Я уже боялась, что иссякла. – Скоро начнем работу с португальскими объектами. У нас будет неделя в Лиссабоне! Такая радость…

Он положил руки мне на плечи, заглянул в лицо.

– Я не смогу поехать.

– Почему?

– Ты знаешь, почему. У меня куча работы с даремским проектом.

– Так это же всего пять дней! Покажу тебе мои любимые места. Пожалуйста, поехали!

– Не могу, Кэти. У меня ни минуты не будет. Ты отлично проведешь время, а родители посидят с Билли.

– Они хотят и с тобой получше познакомиться.

– Извини, придется подождать. Мне предстоит два месяца без передышки работать над проектом.

Маркус был прав. В конце концов, у меня своя карьера, а у него – своя. И все же я заплакала – словно ребенок, которого лишили вожделенного удовольствия. И не могла успокоиться. Стояла перед ним, а по щекам у меня текли слезы; я чувствовала себя дурой, понимая, что мой плач его только отталкивает.

– Это глупо, Кэти. Ты перетрудилась и устала. Тебе полезно будет съездить. Я бы тоже поехал, но не могу. А теперь мне пора садиться за чертежи.

Он пошел к себе, а я долго сидела на кухне и плакала. Потянувшись за салфеткой, я от волнения опрокинула хорошенький зеленый глазированный кувшинчик, который подарила мне на новоселье тетя Дженни.

Плакала я не только потому, что Маркус отказался ехать в Лиссабон, а потому, что было вообще жалко себя… Слишком много за короткий срок произошло событий: окончательный разрыв с Эдди, знакомство с Маркусом, беременность – и рождение моего дорогого мальчика. Конечно, я устала, однако куда больше меня ранило равнодушие Маркуса. Я любила его, мне хотелось, чтобы он был ко мне внимательнее – как во время моей беременности. Ведь связывали же нас какие-то чувства, и они не могли пройти бесследно.

Про мою идею с путеводителем только и сказал: «Отличная концепция!» Не захотел ни обнять меня, ни отпраздновать. Эдди повел бы себя иначе. Сгреб бы меня в объятия, потащил бы в паб отметить успех. И мы оба напились бы… хорошего тоже мало.

Я вдруг вспомнила, как пришла однажды с работы в нашу с ним квартиру, и в гостиной гремела музыка. Эдди валялся на диване и во весь голос вторил приемнику. При виде меня он расплылся в улыбке, и я сразу поняла, что он пьян. Одна рука у него была в крови. Я выключила радио.

– Что случилось?!

– Да этот гад обращался с девушкой как последняя сука, толкал. Ну я ему и врезал.

– У тебя рука…

Я пошла на кухню, отыскала в холодильнике пакет с заморозкой. Потом села на диван, прижала пакет к его разбитым пальцам. Он лишь поморщился – и снова запел. Меня раздирали противоречивые чувства. Я злилась, что он опять выпил и ввязался в драку, и одновременно гордилась – защитил женщину, которую оскорбили. Когда Эдди напивался, то становился агрессивен, но он придерживался старых понятий насчет мужской чести и женщину никогда бы и пальцем не тронул. И мужчин, унижающих женщин, презирал.

Зазвонил телефон. Я попыталась ответить нормальным голосом. Это была Хейя.

– Извини, что звоню на домашний. Могу я завтра взять выходной? И извини, что не предупредила заранее.

Объяснять причину она не стала – в этом вся Хейя. Мне продолжать разговор не хотелось, и я не стала расспрашивать.

– Можешь и домой звонить, ничего страшного. Ты свои материалы к пятнице закончишь?

– Да.

– Тогда бери выходной. Увидимся в пятницу.

Я положила трубку. В дверях стоял Маркус. Почему он смотрел так пристально? Проверял, закончилась ли моя истерика, чтобы войти на кухню? Он подошел к столу и поднял осколки кувшинчика – тот разбился на три части.

– Я могу склеить. Он ведь тебе очень нравится.

– Сможешь? – Я шмыгнула носом.

– Да, края ровные. Будет как новый.

– Спасибо.

Маркус аккуратно завернул осколки в бумажное полотенце.

– Нужно чего-нибудь поесть, – сказал он.

Тут заплакал Билли, и я поднялась.

– Пиццу будешь? Я очень устала.

Когда я вернулась на кухню, Маркус вынимал из морозилки куски рыбного филе.

– Нам нужно поесть как следует, – заявил он.

– Ладно, я приготовлю. Только Билли переодену и поставлю их в духовку. Иди, работай.

Когда мы познакомились, я сразу подумала, что Маркус сильный и уверенный в себе. Как он сокрушил оппонента на той конференции в Ньюкасле! И он очень прямой человек. С ним я наконец-то почувствовала себя как за каменной стеной. Маркус – порядочный, но притом практичный и не дает себя в обиду. Однако у его силы есть обратная сторона. Он неподатлив и самоутверждается, отгораживаясь от других. От меня он тоже начал отгораживаться. Я-то вижу: было в его жизни какое-то несчастье. И если бы он позволил мне прикоснуться к своему больному месту, мы опять бы сблизились, как тогда, в начале моей беременности.