любимый дядя. В груди всё скручивалось от плохого предчувствия. У меня даже сомнений не возникло, что конфликты и скандалы будут постоянно. И я прекрасно понимала Рому. В таком возрасте суметь принять новую женщину отца слишком сложно. Особенно, если мама только умерла.

Я не знала своего отца. У меня даже отчества не было. Мама никогда не говорила мне об отце, а я в подростковом возрасте поняла, что эта тема слишком болезненна для неё и не спрашивала. Первый раз мужчина появился в нашем доме, когда мне было четырнадцать.

По щекам слёзы снова потекли, и в груди всё сжалось от удушающей паники. Задышала глубоко, как учил меня мой психотерапевт. И мысленно постаралась переключиться на что-то приятное. Тут же мысли перескочили на Рому. Коснулась шеи и тяжело вздохнула.

Почему же он вчера не пришёл? Во мне вновь что-то всколыхнулось. Снова в груди всё сладко сжалось. Так хотелось в глаза Ромы посмотреть. Забрать его боль, если вдруг её увижу. У него ведь такие красивые, глубокие и умные глаза. Вот только грустный. Полные боли и печали. В первую нашу встречу я не разглядела этого. Не поняла. Слишком смущена была вниманием такого красивого парня.

В неожиданном для себя порыве, вскочила с кровати, открыла верхний ящик стола, достала тетрадь и карандаши. Прямо в ночнушке опустилась на пол. Скрестила ноги вместе и погрузилась в рисование. Карандаш порхал по бумаге, вырисовывая знакомые черты лица, взгляд, упрямый подбородок, острые скулы, пухлые губы. Я потерялась во времени, вырисовывая с особой любовью, с трепетом черты лица того, кого вижу даже с закрытыми глазами. Так чётко. Так ясно.

Оторвалась только тогда, когда последнюю волосинку непослушную нанесла на бумагу. Потянулась и глухо застонала от боли в шее и спине. Поднялась с пола, тут же охнув, когда мелкими иголочками их закололо. Подняла с паркета портрет Ромы. Пальчиками провела по губам смотрящего с портрета на меня парня.

Интересно, его губы такие же мягкие, как кажется?

Стыдливо покраснела. Показалось, что глаза с портрета смотрели на меня излишне внимательно. В самую душу. Будто живые. Сглотнула и шепнула:

— Не смотри на меня так, хороший. Ты ведь шансов не оставил мне не влюбиться в тебя.

Водила и водила кончиками пальцев по овалу идеального лица. Касалась бровей, носа, скул. И так сильно мечтала, чтобы бумага под подушечками пальцев сменилась теплом кожи Ромы. Теплом моего ледяного Кая.

— Полина! — мама распахнула дверь в мою комнату, заставив подпрыгнуть и спрятать за спину тетрадь. — Ты почему ещё в постели? Даже не переоделась! Скоро приедет Олег.

— Прости. Я просто снова заснула.

— Давай быстрее, солнышко,— смягчилась мама. — Сегодня приедет портниха, мерки снимать. Для платья свадебного.

Я кивнула, закрыла тетрадь, спрятала под подушку и встала с кровати. В углу комнаты стояли сложенные коробки, которые изрядно потрепались из-за частых переездов.

— Тебе помочь? — мама поцеловала меня в висок.

— Не стоит, мамуль. У меня тут мало вещей. Всё ещё в коробках в коридоре. Хорошо, что распаковать не успела.

— Это точно, — счастливо улыбнулась мама. — Блинчики совсем остыли.

— Соберу вещи, приду, — не смогла сдержать ответной улыбки.

Я давно не видела маму настолько счастливой и окрылённой. Разве смею я своими страхами портить ей настроение? Включив на телефоне музыку, стала собирать свои вещи в коробки. Через двадцать минут, все поверхности и шкафы были пусты, лишь на полу стояли две коробки с вещами.

Вышла из комнаты и застыла, услышав на кухне тихие голоса:

— Светлячок мой, ты так мне и не сказала, почему тогда исчезла. Почему сбежала?

— Олежа, давай не будем эту тему поднимать, — голос мамы стал немного раздражённым.

— Малыш, я, конечно, дурак ещё тот, но считать умею. Скажи, Полина моя дочь? — голос Олега Леонидовича был мягок.

— Олежа… — в голосе мамы зазвенели слёзы.

Я прикрыла рот рукой, не веря тому, что слышу. Не может быть. Нет. Пусть это будет ошибкой. Пусть Олег Леонидович ошибается.

— Скажи, светлячок. Скажи мне… — я зажмурилась, уши закрыла, только бы не слышать ответ.

Но будто в насмешку надо мной голос мамы прозвучал слишком громко. Будто она специально выкрикнула, чтобы я услышала ответ.

— Да.

К горлу тут же подступила тошнота. Я сорвалась с места и едва успела забежать в ванную комнату, как меня стошнило. Нет! Нет! Этого не может быть! Это ошибка какая-то. Не может быть. Прошу, Господи, пусть это будет ошибкой. Заблуждением. Я не выдержу этого. Рома… Боже, Рома мой брат. Парень, который почти меня поцеловал. Парень, в которого я без оглядки влюбилась. Не может это быть правдой. Не может!

Меня снова стошнило желчью. Со всхлипами, трясущимися руками плеснула в лицо водой. Как так получилось? Как? Отец Ромы изменил его матери? Или моей? С кем он был, когда мама забеременела мной?

Опустилась на колени возле раковины, лбом вжившись в кафель и беззвучно сотрясаясь от рыданий. Слышала тихие голоса с кухни. И вдруг испытала острый укол ненависти к маме и Олегу… своему отцу. За то, что так просто лишили меня какой-либо возможности быть рядом с парнем, от которого земля уходит из-под ног. Поднялась с пола, вытерла полотенцем покрасневшее лицо. Специально пальцами давила, чтобы боль душевную притупить. Так больно. Так больно, будто изнутри резали. Нельзя так. Нельзя. Нельзя влюбляться в собственного брата. Но я влюбилась.

Вывалилась из ванной, тут же наткнувшись на Олега Леонидовича. Увидела, как он обрадовался мне. Как пристально стал вглядываться в лицо, ища, по-видимому, схожесть в чертах, но я молча обошла его, не слушая того, что он мне говорил. Не интересно. Не волнует. Только злит до чёртиков. Оделась торопливо, рюкзачок собрала и обуваться стала.

— Куда ты, Полина? — мама выскочила с кухни, встревоженно окидывая меня взглядом.

— Я не знала… Лгала столько… Так больно, мама, — я всё же разрыдалась, невнятно бормоча слова.

— Полечка, — мама двинулась ко мне, намереваясь обнять, но я шарахнулась в сторону, чувствуя, что не желаю сейчас, чтобы она меня трогала.

— Не прикасайся! Не смей!

— Полина! — мама нахмурилась, непонимающе и беспомощно смотря на меня.

— Мерзко!

Я нажала на ручку и вывалилась в подъезд, благо дверь была открыта. Бросилась вниз по лестнице, сломя голову. Подальше от них. Подальше от боли. От правды, что с каждым новым мигом всё глубже